— У обезьян.
Моя рука со щеткой застыла в воздухе.
— У обезьян? Что значит — у обезьян?
— Ну, как тебе объяснить… Обезьяны не любят тигров, потому что тигры едят обезьян. Завидев тигра, они забираются на деревья и швыряют в него фруктами или пометом, это уж как повезет. К счастью для меня, сегодня в меню были фрукты.
Я сглотнула.
— Ты когда-нибудь… ел обезьян?
Рен широко улыбнулся.
— Вообще-то тигр должен чем-то питаться.
Я вытащила из рюкзака ленту, чтобы перевязать волосы.
— Фу, пакость какая!
Он расхохотался.
— Да не ел я никаких макак, Келлс! Это я просто тебя дразню. Обезьяны мерзкие. На вкус они все равно что теннисные мячи, да еще воняют грязными носками. — Он задумчиво помолчал. — А вот сочный олень — это совсем другое дело! — Он громко зачмокал губами.
— Знаешь, мне совсем не интересно слушать про то, как ты охотишься!
— Правда? Вот беда, ведь я очень люблю охотиться.
Рен застыл на месте. Потом, без всякого предупреждения, он медленно присел на корточки и стал раскачиваться на пятках. Не успела я опомниться, как Рен уперся руками в траву и пополз на меня на четвереньках! Он выслеживал меня, охотился на меня! Его взгляд был прикован ко мне, он пригвоздил меня к месту. Я видела, что Рен изготовился к прыжку. Губы его разъехались в стороны, обнажая в ухмылке сверкающие белые зубы. Он выглядел… диким!
А потом он заговорил вкрадчивым, завораживающим голосом:
— Когда выслеживаешь дичь, нужно спрятаться, оцепенеть, и долго-долго не трогаться с места. Если не сумеешь, дичь убежит.
В мгновение ока Рен очутился рядом со мной. Я не сводила с него глаз и все-таки была застигнута врасплох стремительностью этого прыжка. Сердце бешено заколотилось у меня в горле, к которому почти вплотную приблизились губы Рена, как будто он хотел вцепиться мне в яремную вену!
Он отвел назад мои волосы, склонился к уху и прошептал:
— И ты останешься… голодным.
Он говорил очень тихо. Его теплое дыхание щекотало мне ухо, так что все тело у меня покрылось мурашками.
Я слегка повернула голову и посмотрела на него. И не узнала его глаза. Они блестели гораздо ярче, чем обычно, и жадно всматривались в мое лицо. Не выпуская из руки прядь моих волос, Рен медленно опустил взгляд на мои губы. В этот момент я всей кожей почувствовала, каково быть оленем.
Рен нервировал меня. Я зажмурилась и судорожно сглотнула, во рту было сухо. Рен снова впился взглядом в мои глаза. Должно быть, он почувствовал мой страх, потому что выражение его лица вдруг изменилось. Он отпустил мои волосы и слегка отстранился.
— Прости, если напутал тебя. Келси. Я больше не буду.
Он отошел на шаг назад, и я с шумом выдохнула. Потом проговорила дрожащим голосом:
— Вот что, я больше не желаю ничего слышать про охоту! Меня это до смерти пугает. Охоться себе на здоровье, только не рассказывай мне об этом. Особенно теперь, когда я вынуждена жить наедине с тобой посреди диких джунглей. Договорились?
Он рассмеялся.
— Брось, Келси! У всех нас есть животные инстинкты. Я всегда любил охотиться, даже в юности.
— Ну и молодец! — Я передернула плечами. — Только держи свои животные инстинкты при себе.
Он снова подался ко мне и взял выбившуюся прядь моих волос.
— Знаешь, Келлс, я успел заметить, что некоторые мои животные проявления тебе очень даже нравятся. — В груди у него что-то заурчало, и я вдруг поняла, что он мурлычет!
— Прекрати! — взвизгнула я.
Рен расхохотался, подошел к рюкзаку и вытащил фрукты.
— Так ты будешь манго или нет? Я помою их для тебя.
— Принимая во внимание, что ты всю дорогу тащил эти манго в своей тигриной пасти… Не говоря уже о том, каким образом они тебе достались. Нет, пожалуй, я их не буду.
Он понурил плечи, и я поспешно добавила:
— Хотя, возможно, я смогу съесть очищенный ломтик.
Рен с улыбкой посмотрел на меня.
— Учти, эти манго не сублимированные.
— Ничего, как-нибудь переживу.
Он вымыл плоды, очистил их при помощи ножа, который выудил из рюкзака, и нарезал ломтиками. Мы уселись рядышком и принялись за угощение. Манго оказались сочными и вкусными, но я все еще дулась, поэтому постаралась не подать виду, насколько мне понравилось угощение.
— Рен? — спросила я, облизав сок с пальцев и взяв еще один ломтик.
— Да?
— Как ты думаешь, в водопаде плавать безопасно?
— Конечно. Вполне безопасно. Это место всегда было для меня особенным. Я приходил сюда, когда хотел отдохнуть от постоянной суеты дворцовой жизни, чтобы побыть одному и подумать.
Я устремила взгляд на красивый водопад и тихо заговорила:
— У нас в Орегоне тоже много водопадов. Мы с родителями часто ездили к ним на пикники. Думаю, мы объехали все водопады штата. Я помню, как мы с папой стояли близко-близко к струям, и облако брызг медленно оседало на нас, пропитывая одежду.
— Те водопады были похожи на этот?
— Нет, — улыбнулась я. — Этот особенный. Знаешь, я больше всего любила ездить на водопады зимой.
— Я никогда не видел водопадов зимой.
— Это очень красиво. Вода замерзает, сбегая со скалистых гор… Гладкие камни у подножия водопада покрываются скользким льдом, но вода продолжает падать и падать, и тогда на камнях начинают расти сосульки. Знаешь, что это такое? Сначала сосульки похожи на маленькие ледяные иголочки, но постепенно они разбухают, удлиняются и начинают сползать вниз, то и дело трескаясь и ломаясь по пути. Рано или поздно они достают воды у подножия водопада и застывают длинными, толстыми, скрученными ледяными канатами. А вода продолжает течь, она медленно сбегает по сосулькам, поливая их все новыми слоями сверкающей ледяной глазури… У нас в Орегоне холмы вокруг водопадов покрыты вечнозелеными лесами, но зимой деревья бывают припорошены снегом.
Рен промолчал.
— Рен? — Я повернулась к нему, чтобы посмотреть, слушает он или нет, и поймала его пристальный взгляд.
Медленная улыбка озарила его лицо.
— Наверное, это очень красиво.
Я вспыхнула и поспешно отвернулась.
Он откашлялся.
— Это звучит, как сказка, только очень холодная. Здесь вода никогда не замерзает. — Рен взял мою руку и переплел свои пальцы с моими. — Келси, мне очень жаль, что твоих родителей нет в живых.
— Мне тоже. Спасибо, что поделился со мной своим водопадом. Моим родителям он бы очень понравился! — Я улыбнулась ему и кивнула в сторону джунглей. — А теперь, если ты не возражаешь, мне хотелось бы ненадолго уединиться, чтобы переодеться в купальник.
