В этот момент я вспомнила о звонке в прокуратуру и подумала:
стоит ли сообщить Аркадию Витальевичу о нашедшейся банке или нет? В конце
концов пришла к выводу, что стоит, и отправилась к телефону. В кухне Роза
болтала с сиделкой.
— Как себя чувствует Сусанна? — спросила я.
— Все пытается что-то сказать и злится. Просто беда. У
старушки тяжелый характер. Вы бы мне на смену кого-нибудь пригласили, она ведь
Николая Чудотворца на грех наведет.
— Софья Андреевна постарается решить этот
вопрос, — вздохнула я, справедливо полагая, что долго Сусанну никто не
выдержит. Но это было не последним испытанием для моих нервов в то утро.
— Лариса Сергеевна, — услышала я и, обернувшись,
увидела Ольгу. Сложив на груди руки, она смотрела на меня с вызовом, точно
уличила в мошенничестве. — По-моему, он не в себе и собирается уезжать.
— Кто? — разозлилась я.
— Макс, разумеется.
Бедный мальчик, я о нем совсем забыла.
— Где он?
— В своей комнате.
Я отправилась туда, заливаясь краской при одной только
мысли, что придется посмотреть в глаза несчастному ребенку.
Дверь в его комнату была приоткрыта. Макс с унылым видом
бросал свои вещи в чемодан, который лежал на кровати.
— Ты уезжаешь? — спросила я, от волнения начав
заикаться.
— Да.., дела. Я, собственно… — Он отвел глаза, сел
напротив и стал разглядывать свои руки. — Я совершенно не поэтому, просто
у меня действительно дела.
Пока я размышляла, что лучше сделать, уйти или попытаться
поговорить с ним, он поднял голову и вдруг заплакал.
— Ты всегда считала меня ребенком, — произнес он с
душевной мукой.
— Макс, — промямлила я и тоже зарыдала.
— Очень трогательно, — буркнула Ольга и с досадой
хлопнула дверью.
* * *
Разумеется, Макс никуда не уехал. Мы трижды просили друг у
друга прощения, обнялись, поплакали, он обещал видеть во мне старшую сестру, а
я в нем лучшего друга. Роза принесла нам чаю, и мы вроде бы успокоились. Но
смотрел он на меня по-прежнему с мукой, и я некстати подумала: «Надо срочно
выходить замуж, Софья права».
Макс отправился искать Ольгу, а я в сад, где к Марине, Павлу
и Валентине присоединилась Софья.
Она взглянула на меня с беспокойством, а Павел с усмешкой.
Они вели какой-то нудный литературный спор, и я подумала, что смогу, невнятно
мыча время от времени, предаться собственным размышлениям.
— Лариса, — обратилась ко мне Серова. — Борис
ведь, кажется, работал на компьютере?
— Да, — кивнула я с готовностью, теряясь в
догадках, зачем спрашивать о том, что ей и так хорошо известно.
— Я кое-что нашла в его бумагах, — осчастливила
Валентина и полезла в сумку, которую вечно таскала с собой. Сумка больше
напоминала торбу, и при желании в нее можно было запихнуть саму Валентину.
Таковое желание у меня и возникло, как только она извлекла из сумки тетрадь и
протянула ее мне. Обычная тетрадь в девяносто шесть листов, исписанная
безобразным почерком, который и понять-то невозможно.
— Что это? — нахмурилась я.
— По-моему, часть его романа «Дети огня». Но почерк
точно не Бориса.
Мы с Софьей быстро переглянулись.
— Это мой почерк, — с улыбкой сказала
Софья. — Борис в то время был болен и не мог сидеть за рабочим столом. Я
помню, как он лежал в кресле на веранде и диктовал мне эти бессмертные
строки. — Она прикрыла глаза и добавила с чувством:
— Вот тогда я осознала, что он гений.
Все замерли, наблюдая за Софьей, слезинка скатилась по ее
щеке, оставив на ней мокрую бороздку.
Софья вздохнула и заметила с печалью:
— Мне так его не хватает.
— Эта ужасная потеря для всех нас, — тут же влезла
Скворцова, скорбно кивая.
— Тетрадочку дайте сюда, — без перехода сказала
Софья и взяла из рук Серовой тетрадь. — Она дорога мне как память о тех
светлых мгновениях.
Серова сидела с постной миной и вроде бы терялась в
догадках, что сказать, вещь прямо-таки фантастическая, обычно недостатка в
словах у нее не было.
— Пойду распоряжусь подать чаю, — улыбаясь во весь
рот, возвестила я, Скворцова припустилась за мной.
— Какого черта ты позволила этой грымзе копаться в
архиве? — зашипела она, как только мы удалились на почтительное
расстояние.
— Я же говорила, Валентина хочет написать
романизированную биографию Бориса.
— Черта лысого она хочет, — рыкнула Скворцова,
гневно сверкая глазками. — Бориса она всю жизнь презирала и терпеть его не
могла за то, что он стал в пять раз популярней, чем она. Я тебе скажу, что она
ищет, — перешла на шепот Скворцова, нервно оглядываясь. Я, признаться,
насторожилась. — Ходили слухи, что на Бориса работала бригада «негров».
Я с облегчением вздохнула, услышав это.
— Тебе прекрасно известно, что данное утверждение —
чепуха.
— Конечно. Но эта кикимора надеется что-то откопать.
Скажи на милость, зачем нам эти дурацкие инсинуации, когда у нас четыре
практически готовых романа? Поднимут хай, что это уже не Артемьев, и как это
скажется на продажах? Чего она вообще здесь торчит? — досадливо продолжила
Скворцова. — Убиралась бы подобру-поздорову. — Я кивнула, думая про
себя, что и Скворцовой давно пора отбыть. — Надо поспешить с договором. Ты
же знаешь, я даю хорошую цену, — ласково закончила она, потопталась на
месте и, не дождавшись моего ответа, вернулась к гостям в саду. Я пошла на
кухню распорядиться насчет чая.
Навстречу мне попалась Крыся, с недовольным видом она жевала
бутерброд с икрой. Увидев меня, она хмуро спросила:
— Ты Игоря не видела?
— Нет.
— Не могу его найти.
— Возможно, он у реки? Погода прекрасная.
Крыся проследовала дальше.
Я попросила Наталью подать чай гостям в сад, а сама поднялась
к Сусанне. Тетушка по-прежнему мычала и сильно гневалась, норовя запустить в
меня мелкими предметами, до которых могла дотянуться.
Я сократила свой визит до минимума и вернулась в сад.
