Стоило поспрашивать самого Игоря. Но такой возможности я
была лишена. Вечером того же дня выяснилось, что Игорь погиб. Возвращаясь из
больницы и находясь в шоковом состоянии от потери возлюбленной, он не справился
с управлением и на большой скорости влетел в опору моста. На этой истории можно
ставить крест, ничегошеньки мы больше не узнаем, раз Игоря нет в живых, а Ольга
от своих слов, сказанных мне в квартире, отказалась.
Узнав о гибели Игоря, она буйствовала от горя так, что ее
пришлось отправить в больницу. Однако просто забыть эту печальную историю не
представлялось возможным, раз она все еще интересовала милицию.
— Как бы на нас всех собак не навешали, —
сокрушалась Софья. — Придется самим разбираться, что здесь к чему, если на
милицию особых надежд нет.
Милицию, кстати, тоже можно понять: пять несчастных случаев
и одно отравление, которое здорово смахивает на самоубийство. О том, что я
жаловалась на пропажу крысиного яда, теперь, конечно, вспомнили и прозрачно
намекали, что Крыся отравилась сама. Игорь также мог влететь в опору моста по
собственной инициативе, потому что считал, что невеста отравилась из-за его
измены. В подобной ситуации трудно решить, что для нас хуже: большое рвение
органов или их полное равнодушие.
Вот над этим мы с Софьей и ломали головы, сидя на веранде.
Макс уехал, чтобы помочь матери с организацией похорон Крыси. Павел исчез, не
простясь, когда я была с Крысей в больнице, и это тоже меня беспокоило. Но
Павел мог подождать, а вот с разгадкой всей этой истории следовало
поторопиться.
— Если Игорь зачем-то носил при себе пузырек с ядом,
можно предположить, что он и к остальным убийствам имел отношение, —
хмурилась Софья. — К примеру, Хоботов мог узнать о его связи с Ольгой,
начал шантажировать, а тот его взял да и утопил.
— И Аглаю тоже он?
— А что? Может, и она знала. А с Алексеем вообще все
просто. Тот везде совал свой нос и намеревался погреть руки…
— Он пытался шантажировать меня, а не Игоря, —
поморщилась я.
— Может, и его. Почему нет?
— Мы даже не знаем, действительно ли мне тогда звонил
Алексей.
— Конечно, он. Все сходится. Менты проверили: он звонил
со своего мобильного. Время подходящее.
Не делай такое лицо, лучше подумай, как избавиться от
неприятностей. У ментов мы на подозрении, они повышенно вежливы просто потому,
что их начальство столбенеет от твоей красоты и знаменитой фамилии. Но ты же
понимаешь, это не может долго продолжаться.
— Понимаю, — кивнула я и продолжила:
— Я все думаю о но-шпе. Об этом пузырьке с номером
телефона Татьяны. Что-то в этом есть.
— Ну… А что есть?
— Не знаю. Позвони-ка Татьяне и попроси ее приехать.
* * *
Татьяна, несмотря на занятость, приехала на следующий день
часов в одиннадцать утра. Выглядела она слегка растерянной, но держалась
молодцом.
— Знаешь, я ее всегда недолюбливала, — заметила
она с печалью, имея в виду Крысю. — А теперь чувствую себя ужасно
виноватой.
— Я тоже, — кивнула я.
— О чем ты хотела поговорить? — тряхнув головой,
сменила тему Татьяна.
— Скажи, пожалуйста, ты никогда не виделась с Игорем
раньше, до его встречи с Кристиной?
— Нет, — удивилась она.
— Ты в этом абсолютно уверена?
— Конечно. Почему ты спрашиваешь?
Я рассказала ей о баночке с но-шпой с ее телефонным номером
и странным поведением Игоря.
— Действительно, странно, — пожала она
плечами. — Кстати, несколько месяцев назад мне вдруг позвонил неизвестный.
Грозил большими неприятностями. Сказал, что пришла пора расплачиваться за
грехи.
— А что за грехи, не пояснил?
— Нет. Предпочел неясные намеки. Это может быть как-то
связано?
— Вполне, — кивнула я. — А много у тебя
грехов? — спросила я с улыбкой.
— Как у всех: предостаточно.
— И об одном из них знал Хоботов?
— Так вот ты о чем. Тебе рассказал Артемьев?
— Я знаю, что Хоботову Борис указал на дверь и это
как-то связано с тобой.
— В юности я сделала ошибку. Хоботов каким-то образом
пронюхал об этом. Говорить Борису в глаза гадости о его жене не решался, но
написал письмо. Это был откровенный шантаж. Борис в то время рассчитывал
получить место главного редактора в одном журнале, для него это было очень
важно. Ты же знаешь, как тогда обстояли его дела. Хоботов тоже рассчитывал на
это место. Борис не показал мне письмо, но устроил допрос. А убедившись, что в
письме правда, отказался от места главного редактора, а Хоботова выгнал.
Уверена, это письмо все еще в его бумагах, он же никогда ничего не выбрасывал.
Просто мания какая-то.
— Ты употребляла наркотики? — решилась спросить я,
вспомнив, что Софья говорила мне о клинике. Мой вопрос Татьяну очень удивил.
— Наркотики? Господь с тобой. Я их никогда в глаза не
видела.
— Что тогда?
Татьяна вздохнула:
— Менты все равно докопаются… А если письмо все еще в
архиве Бориса, ты и без меня узнаешь… На втором курсе я родила ребенка и
оставила его в роддоме. Наверное, я не очень хороший человек. Я училась в
институте, жила в общежитии, а еще боялась, что родители.., отец у меня был
очень строгим, а тут ребенок, и его папаша не желал признавать его своим. Что
бы я делала одна с ребенком? Впрочем, это пустые оправдания. Просто я
никудышная мать. Кристину с Максом тебе сбагрила… Во времена студенчества я
дружила со своей сокурсницей, которая через три года стала женой Хоботова.
Прожили вместе они недолго, но, наверное, она не удержалась и поведала ему об
этой истории. Я-то надеялась, что об этом никто не узнает, взяла академотпуск,
пока еще живот не бросался в глаза, и уехала в другой город, подруга туда ко
мне приезжала. В такое время человек остро нуждается в сочувствии… Так что свою
тайну сохранить я не сумела.
— Это был мальчик или девочка? — спросила я.
— Мальчик.
— И что с ним стало потом?
— Понятия не имею. Никогда не интересовалась. И не
хочу. Что мы можем сказать друг другу через столько лет? Надеюсь, ему все-таки
повезло в жизни.
— А ты не думаешь, что звонок неизвестного мог быть
как-то связан с теми событиями?
