А может, проболталась Крыся, которая, оказывается, любила
покопаться в бумагах отца. Попросить у Крыси письмо он не рискнул, девица на
редкость подозрительная, но почему-то был уверен, что письмо все еще среди
бумаг Артемьева. Если бы письмо кому-то попало в руки и этот кто-то проявил
интерес и установил, что сын Татьяны, от которого она когда-то
отказалась, — это Кристинин жених… У Крыси были ключи от кабинета отца,
вот он ими и воспользовался, скорее всего, это он заглядывал в кабинет
Артемьева, чтобы порыться в его бумагах, и это его шаги слышала Сусанна.
Распорядок дня в доме ему известен, и он в конце концов рискнул появиться здесь
днем. Сусанна заприметила его в кабинете, а он ее спихнул с балкона. Но
неудачно. Оттого и запасся крысиным ядом, старушка могла заговорить в любую
минуту, а он не был уверен, что она его не узнала. Но ему повезло, сиделка
предпочитала болтать с Розой, и он разделался с Сусанной без всякого яда.
— Травить старушку ядом было рискованно, —
покачала я головой. — Такое на несчастный случай не свалишь.
— Сусанну в семье так любили, что подозрение неминуемо
пало бы на всех домочадцев, а Чемезова никто бы не заподозрил. Ему невероятно
везло, он услышал разговор Хоботова с Аглаей, находясь в кустах по соседству с
тобой, и быстро сообразил, как избавиться от обоих. Его выдержке можно лишь
позавидовать. Прокололся он только однажды, когда соврал про запонку. Должно
быть, все-таки нервничал, вот и свалял дурака. Не соври он тогда, и на но-шпу с
номером телефона Татьяны никто бы внимания не обратил. А когда мы поймали его
на вранье, зародились подозрения.
— Правы те, кто утверждает, что идеальных преступлений
не существует, — заметила я. — Запиши он телефон не на баночке с
лекарством, а на листке бумаги…
— Да, судьба сыграла с ним жестокую шутку. Он был в
двух шагах от богатства и вдруг всего лишился, потому что его невесту отравили
ядом, который он сам же и припас. Было от чего прийти в отчаяние.
Не удивлюсь, если он сам наложил на себя руки.
Столько стараний, четыре убийства, и все впустую.
— Да уж, — кивнула я, и мы замолчали.
* * *
Справедливости ради надо сказать, что в милиции довольно
быстро разобрались с этой историей.
Как только Ольгу выписали из больницы, ее допросили, и уже
на первом допросе она во всем созналась. Личностью Игоря заинтересовались и
вскоре узнали то, что уже знали мы. Игорь разделался с Аглаей и Хоботовым,
убрал Сусанну и выследил Алексея. Впрочем, последнее утверждение лично у меня
вызывало сомнения, ведь Алексей намеревался шантажировать меня. Конечно, можно
допустить, что он ненароком узнал тайну Игоря и тот поспешил от него
избавиться, но я была склонна думать, что Игорь здесь ни при чем.
Так как предполагаемый убийца к тому моменту уже покоился на
кладбище, а также из уважения к популярной писательнице Татьяне Полыниной делу
не придали широкой огласки. Для обывателей все выглядело так: несчастные случаи
и отравление на почве неразделенной любви. Средства массовой информации поупражнялись
в остроумии по поводу эпидемии несчастных случаев в моем доме и замолчали. Мы с
Софьей могли чувствовать себя спокойно, а главное, безопасно. Продали рукописи
Артемьева солидному издательству с большой для себя выгодой и выставили на
аукцион «Портрет с синей рюмкой». Думать о хлебе насущном еще долго не
придется. Зато я много думала о Павле. Собиралась ему позвонить, но каждый раз
откладывала. Пока в один прекрасный день он не явился сам.
Мы с Софьей, как обычно в это время, пили чай на веранде. Он
устроился в кресле напротив и с улыбкой заявил:
— Что ж, вас можно поздравить с благополучным
завершением дела. Все довольны, а главное, ваши тайны остались неприкосновенны.
— Какие еще тайны, уважаемый? — удивилась
Софья. — Если вы об этой чепухе с отравлением мужей, так она гроша
ломаного не стоит. Такой разумный человек, как вы…
— У Павла Андреевича ко мне старый счет, —
перебила я Софью и, помедлив, спросила:
— Ты в самом деле решил, что я тебя не узнала?
— Ну.., прошло довольно много времени, — усмехнулся
он.
— И ты надеялся, что время и эти шрамы так изменили
тебя?
— Эй, — насторожилась Софья. — Какие еще
старые счеты?
— Это связано с моей сестрой, — вздохнула
я. — Ты же знаешь, она оказалась в дурной компании. Ее любовником был
малосимпатичный субъект, к тому же он лишился кучи денег, обвинив в этом
сестру, и вообразил, что мне об этом может быть что-то известно. В результате
они устроили охоту. Мое положение было очень скверным, и тут судьба свела нас с
Павлом Андреевичем. Он мне здорово помог и поплатился за это. Надо полагать,
тебе сильно досталось. Очень сожалею. Но у меня не было другого выхода.
— Не сомневаюсь. Зато у тебя была сумка, набитая
баксами, и я при таком раскладе, конечно, был не в счет.
— Значит, в сумку ты все-таки заглянул? — покачала
я головой.
— Проявил любопытство.
— И все-таки не выдал меня. Иначе бы меня и в Италии
нашли.
— Я довольно упрям. А когда меня спрашивают невежливо,
становлюсь упрямым вдвойне. Ты хотела денег, и ты их получила. И тебе было
плевать, что сестра заплатит за них жизнью.
— Я такая, какая есть, — пожала я плечами.
— Скажи ему, — нахмурилась Софья.
— С ума сошла, — разозлилась я.
— Скажи ему, — повторила она упрямо. Подошла и
оперлась рукой на спинку кресла, в котором я сидела. — Идея свистнуть
деньги принадлежала мне.
Знал бы ты, какая мразь был этот мой возлюбленный… Впрочем,
судя по твоим шрамам, ты знаешь.
Ларка была против, но, когда понадобилась ее помощь, она,
конечно, помогла. И тебя бросила, потому что должна была доставить деньги мне.
— Так ты… — начал Павел, а она кивнула:
— Я Казанцева Ольга Сергеевна. Попробуй это доказать —
зубы обломаешь.
— Но как же труп…
— Мне тогда невероятно повезло. Я улепетывала на всех
парах и на проселочной дороге наткнулась на труп женщины. Ее сбила какая-то
машина, шофер смылся. У меня на хвосте висели профессиональные убийцы. В такой
ситуации соображаешь быстро. Я утащила труп в лес, снабдив его своими
документами. Тело женщины было так обезображено, что его вряд ли бы смогли
опознать. Все так и вышло. Труп обнаружили, на этом дело и кончилось.
А я начала новую жизнь. Могу сказать лишь одно.
Те деньги не принесли нам счастья: ни мне, ни Ларисе.
