— Что происходит? — Маргарита была ошеломлена не меньше меня. — Что это они делают?
— Они пошли назад, — пояснила я. — Сделали вид, что отступают, а потом повернули назад. Это был обманный трюк, и теперь наша кавалерия увязла в реке, и йоркистам гораздо легче сражаться с нею, стоя на твердой земле. Они обманом вынудили нас утратить столь выигрышную позицию и заманили в реку! Теперь нашим воинам оттуда не выбраться.
Зрелище было ужасное. Ланкастерцы в боевых доспехах вместе с конями, грудь которых тоже была закрыта металлической пластиной, сразу уходили под воду, а потом тщетно пытались выкарабкаться, но на том берегу их теснили солдаты Йорка, размахивая боевыми мечами, топорами и пиками. Упав с коня, рыцари не могли подняться, не могли защитить себя, а их кони метались в воде и давили их тяжелыми копытами, когда они с трудом пытались встать на ноги и выползти на берег; тяжелые, наполненные водой металлические доспехи многих сразу утягивали на дно. Люди беспомощно барахтались в кипящих водах реки, и кое-кому все же удавалось ухватить коня за подпругу и встать, однако вражеские воины так и плясали на берегу, стараясь вонзить кинжал в незащищенную доспехами подмышку или же попросту перерезать горло тем, кто просто не мог оказать никакого сопротивления. Один могучий воин даже спустился с берега и вошел в воду, размахивая огромным боевым топором, и с каждым взмахом ланкастерские рыцари исчезали под водой, и на ней тут же расплывались красные круги. Битва более всего напоминала какую-то жуткую мешанину из людей и лошадей, в ней не было ровным счетом ничего красивого, ничего благородного — ничего такого, что воспевается в романсах и балладах. Озверевшие мужчины в доспехах убивали друг друга просто из жажды крови, как самые настоящие дикари. Несколько ланкастерских рыцарей все же сумели выйти на берег на своих могучих боевых конях, но, прорвавшись сквозь ряды йоркистов, они попросту исчезли вдали, сбежав с поля боя. Однако гораздо хуже было то, что многие воины — сотни! — опускали свои мечи острием вниз в знак того, что прекращают бой, и, натянув поводья коней, медленно, стыдливо семенили в сторону вражеской армии.
— Что они делают? — в ужасе произнесла Маргарита. — Что делает моя кавалерия? Это что же, маневр такой?
— Нет, это все перебежчики, они переходят на сторону врага, — ответила я, прижимая руку к груди и пытаясь унять бешеное биение сердца.
Мне было страшно даже помыслить, что и Джон Грей может стать предателем прямо на наших глазах. Я, не отрываясь, смотрела на берега речки; сотни наших кавалеристов уже заняли сторону Йорка, значит, скорее всего, Джон тоже среди них.
— Моя кавалерия? — словно сама себе не веря, промолвила королева.
Она в отчаянии просунула мне в ладонь свои пальцы, я сжала их, и мы с ней молча наблюдали, как медленно, опустив боевые штандарты в знак поражения, движутся наши всадники в сторону йоркистов. Те кони, которым удалось освободиться от седока, выныривали из воды, лягаясь, выбирались на берег и трусили прочь. А люди, очень много людей, продолжали барахтаться в реке до тех пор, пока совсем не лишались сил.
— Джон… — прошептала я, думая о своем молодом зяте, возглавившем эту кавалерийскую атаку.
Я почти не сомневалась, что он, скорее всего, утонул в своих тяжелых доспехах, но не стал предателем. Я так и не смогла найти ни его штандарта, ни его коня. Я боялась, что моя дочь останется вдовой, а двое маленьких сыновей вырастут без отца, если сегодня бедный Джон захлебнется этой красной от крови речной водой.
Обе армии вдруг прекратили сражение, заняли прежние позиции и вновь построились. Но на берегах реки и в воде еще оставалось множество раненых; они шевелились, пытались ползти и молили о помощи.
— Почему они не атакуют? — спрашивала Маргарита, в мучительном волнении стискивая зубы и сплетая пальцы. — Почему снова не идут в атаку?
— Они перестраиваются, — пояснила я. — Господь пощадил их, и теперь они перестраиваются, чтобы вновь начать бой.
Мы продолжали следить за событиями. Остатки ланкастерской кавалерии снова бравым аллюром спускались по склону холма, но путь им по-прежнему преграждала река. Теперь они, правда, уже знали, какая опасность их подстерегает, и заставляли коней осторожно входить в воду, а затем с силой пришпоривали их и довольно лихо выскакивали на крутой берег. Но там их уже поджидали йоркисты. Яростная битва возобновилась. Следом за конниками двинулась в бой пехота; мне было известно, что мой сын и мой муж как раз среди тех, кто находится в пешем строю, хотя, разумеется, я не могла их разглядеть. Ланкастерцы ряд за рядом, точно лавина, неслись вперед и, с трудом преодолев реку, тут же налетали на йоркистов, которые держались весьма стойко и мужественно. Это чудовищное людское месиво казалось мне океаном, где волны тяжело сталкиваются друг с другом, откатываются назад и снова сталкиваются. Потом мы увидели, как наши воины начинают понемногу отступать, а те, кто сражался на флангах, и вовсе потихоньку утекают прочь.
— Господи, что происходит? — сама себе не веря, в ужасе повторяла королева. — Что они делают?
— Мы проигрываем битву, — с горечью сказала я.
Но, даже произнеся эти слова, я никак не могла поверить, что это действительно так. Я не могла поверить, что я здесь, чуть ли не паря под небесами, подобно орлу или чайке, смотрю на то, как, возможно, погибают мой муж и мой сын.
— Это поражение, — продолжала я. — Наши люди беспорядочно покидают поле боя. Это полный разгром. Мы считали себя непобедимыми, но, увы, битву мы проиграли вчистую.
Темнело, видно было все хуже, и я вдруг поняла, что нам с королевой грозит страшная опасность, ведь мы по собственной дурости, по сути, сами себя загнали в ловушку. Как только сражение завершится, как только солдаты Йорка начнут преследовать ланкастерцев по сельским дорогам и деревенским улочкам, они неизбежно заглянут и в эту деревушку, поднимутся на эту башню и получат главный приз битвы: английскую королеву. И вот тогда наши чаяния будут разрушены раз и навсегда. Ведь, захватив королеву, они получат возможность управлять и королем, и маленьким принцем. Да, тогда наше дело окончится неудачей, и в этом буду виновата я, поскольку это я позволила Маргарите убедить меня явиться сюда, взобраться на колокольню и наблюдать за этой кровавой битвой, словно любуясь участниками очередного праздничного турнира.
— Нам надо поскорее уходить отсюда! — потребовала я.
Но Маргарита не двигалась с места, продолжая всматриваться в серые сумерки.
— По-моему, наши воины предприняли новую атаку, — заявила она, — и им удалось пробиться сквозь ряды йоркистов. Теперь, мне кажется, побеждаем мы!
— Нет, мы не побеждаем, а бежим; и никому из наших не удалось пробиться сквозь их ряды. Мы просто бежим, а они преследуют нас, — жестко возразила я. — Нам пора, Маргарет.
Она повернулась ко мне, несколько удивленная моей фамильярностью, а я без лишних слов схватила ее за руку и потащила к каменной лестнице.
— Как вы думаете, что они сделают с вами, если поймают? — на ходу увещевала я ее. — Вас в лучшем случае навечно запрут в Тауэре. А в худшем — попросту сломают вам шею и скажут, что вы упали с лошади. Да идемте же скорей!
