Войдя к Маргарите, я обнаружила, что она мечется по комнате, засунув руки в рукава и пытаясь хоть немного согреться: ее явно знобило от волнения. Король по-прежнему молился в аббатстве, а она была вынуждена снова командовать сборами.
— Если мы победим, то сразу же пойдем на Лондон, и уж на этот раз они не посмеют не открыть передо мной ворота! Ну а если не победим…
Она не договорила, и мы обе перекрестились.
Я подошла к окну. Городские стены были еле различимы, снег слепил глаза, все скрывалось в белой круговерти метели. Я прикрыла глаза рукой: мне вспомнилось то видение — битва на склоне холма, снег, кровь на снегу; я ведь тогда так и не смогла разглядеть, чьи там были боевые знамена, чья кровь пятнала свежевыпавший снег.
Весь день мы ждали новостей. Наконец в Йорк явились, сильно хромая, двое раненых и доложили, что у нас прекрасная позиция на вершине холма, но снегопад очень мешает лучникам, а стрельбу из пушек делает и вовсе невозможной.
— Он всегда приносит с собой плохую погоду, этот мальчишка! — воскликнула королева. — Он явно предпочитает сражаться под дождем или под снегом. А за спиной у него вечно бушует буря. Можно подумать, это его врожденное свойство.
Обед подали в зале, но там почти никого не осталось, кроме тех придворных и слуг, которые были слишком стары или слабы, чтобы их заставили идти в армию, а также нескольких старых воинов, которые были изувечены в предыдущих боях, когда дрались за короля и королеву. Я посмотрела на слугу, весьма ловко подававшего кушанья с помощью единственной руки, и вздрогнула, подумав о своем сыне, у которого руки-ноги были пока что целы, однако сейчас он где-то там, в снегу, ждал атаки вражеской кавалерии.
Королева гордо восседала в центре большого стола; принц находился рядом. Маргарита громко распоряжалась подачей блюд, а я, устроившись во главе стола вместе с фрейлинами, уныло размазывала по тарелке какое-то рагу: есть мне совершенно не хотелось. Зато те, у кого муж, сын или брат не стояли сейчас под снегом на том холме, ели с должным аппетитом. Ну а мы, тревожившиеся за своих близких, не могли проглотить ни кусочка.
К полудню в город непрерывным потоком стали стекаться люди — в основном, раненые, еще способные передвигаться самостоятельно. Они рассказывали, что вдоль дороги, ведущей в Йорк, лежат сотни умирающих, а поле брани завалено тысячами трупов. Больница в аббатстве, городская больница для бедных, особая больница для прокаженных, все церковные убежища и приюты были забиты ранеными; там поспешно накладывали на раны грубые повязки, затыкали колотые раны корпией, ампутировали конечности, но чаще всего выносили мертвых и собирали их для захоронения. Йорк походил на кладбище; в его южные ворота вливался бесконечный поток людей, которые шатались, как пьяные, и обливались кровью, точно недорезанные телки. Мне и хотелось спуститься вниз, и страшно было столкнуться с этими лицами — я боялась, что увижу среди мертвых Ричарда или Энтони, смотрящих на меня пустыми глазами, с головой, разнесенной выстрелом из этих новых ружей или же раздробленной ударом боевого топора. Так что я заставила себя сесть в королевских апартаментах у окна. Держа в руках какое-то шитье, я все время прислушивалась к реву и грохоту приближавшейся армии.
Темнело; день подходил к завершению. Значит, должна кончиться и битва? Никто ведь не может драться в темноте? Однако колокола уже прозвонили повечерие, а гонец так и не явился к нам с вестью об одержанной нами победе. Король по-прежнему стоял на коленях в аббатстве; он простоял так с девяти утра, а теперь было уже девять вечера, и королева послала его личных лакеев, чтобы те оторвали его от бесконечных молитв, накормили и уложили в постель. Но мы с нею продолжали бодрствовать возле неярко горевшего огня; она сидела, поставив ноги на дорожный сундучок с драгоценностями и положив рядом теплый плащ.
Мы провели так всю ночь, а на рассвете, при первых холодных лучах весеннего солнца, в двери аббатства кто-то с силой забарабанил. Маргарита вскочила. Было слышно, как привратник медленно спускается и открывает двери. Кто-то громко требовал королеву, и Маргарита, схватив плащ, бросилась вниз.
— Разбудите короля, — велела она мне напоследок.
Прибежав в комнату Генриха, я тряхнула за плечо его лакея и сообщила:
— Новости с полей сражений. Приготовьте его милость в дорогу. Быстро!
Затем я поспешила вниз и в просторном вестибюле увидела какого-то человека с гербом лорда Клиффорда на плаще; он стоял перед королевой на коленях, низко опустив голову.
Маргарита повернула ко мне белое как мел лицо, и на мгновение вновь мелькнула та испуганная девочка, которая не желала выходить замуж, пока прямо в день свадьбы не выяснит, что ждет ее в будущем. Тогда я, конечно, ничего подобного предсказать не могла. Жаль, что у меня не было возможности предупредить ее.
— Мы проиграли сражение, — бесцветным голосом промолвила она.
Я выступила вперед с вопросом:
— А мой муж? И мой сын?
Незнакомец покачал головой.
— Неизвестно, ваша милость. Там было слишком много… Я смотрел, но всех не упомнишь. Поле завалено трупами, такое ощущение, будто в Англии все разом взяли и умерли. Я никогда не видел столько… — Он закрыл руками лицо. — Некоторые пытались бежать, хотели перебраться по маленькому мостику, но йоркисты погнались за ними, завязалось сражение, мостик подломился, и все они попадали в воду — и ланкастерцы, и йоркисты. Почти все они были в тяжелых доспехах и, конечно, утонули. И луг там тоже весь усеян трупами, и берега реки… Вода в реке красная от крови. А снег все падал, падал, и таял на лицах, как слезы…
— А твой хозяин, — прошептала Маргарита, — лорд Клиффорд?
— Мертв.
— А мой главнокомандующий, сэр Эндрю Троллоп?
— Мертв. И лорд Уэллс, и лорд Скроуп. Сотни лордов, тысячи солдат. Это напоминало день Страшного суда, когда мертвые встают из могил. Вот только они-то не встали. Нет, не встали. Все они так и лежат на земле. Теперь эти войны должны закончиться, потому что, мне кажется, и воевать-то некому — все мужчины в Англии мертвы.
Шагнув к королеве, я крепко стиснула ее ледяные руки. Король, в тот момент спускавшийся по лестнице, в изумлении воззрился на нас обеих, перепуганных, крепко державшихся за руки.
— Мы должны немедленно уезжать отсюда, — обратилась к нему Маргарита. — Мы проиграли бой.
Генрих кивнул и с некоторым раздражением воскликнул:
— Я же предупреждал вас! Я отказывался воевать в святой праздник, но Эдуард не пожелал слушать моих предостережений.
За королем по лестнице следовали его лакеи; они несли его Библию, распятие, скамеечку для молитв и домашний алтарь. Вскоре появились слуги, которые тащили сундуки с одеждой и мехами Маргариты.
Мы вышли во двор.
— Поедете со мной? — спросила она, вновь становясь похожей на ту девочку, которую я когда-то привезла из Франции. — Я не хочу уезжать одна.
