— Я надеюсь, вы понимаете, что делаете, ваша милость?
— Выхожу замуж за самого лучшего из известных мне людей! — с гордостью ответила я.
— Это вам дорого обойдется, — с грустью предупредил он меня.
— Для меня было бы куда хуже потерять его.
Он молча кивнул, словно не был так уж в этом уверен, и подал мне руку, чтобы идти в часовню. Там, у восточной стены, я увидела небольшой каменный алтарь, над ним крест с распятием и горящую свечу. Перед алтарем уже стояли священник в коричневой сутане францисканского монаха и рядом с ним Ричард, который застенчиво мне улыбался. Вид у него был такой торжественный, будто мы венчались в присутствии многотысячной толпы и были облачены в золоченые одежды.
Я подошла к алтарю, и только священник начал задавать мне традиционные вопросы, ненавязчиво напоминающие о брачных клятвах, как взошло солнце, его лучи проникли в часовню сквозь округлое окошко-витраж над алтарем. Это было так чудесно, что на мгновение я даже забыла, что следует отвечать. На каменном полу у наших ног волшебной вуалью легли разноцветные блики, и мысли мои словно потонули в каком-то блаженном тумане; я думала о том, что вот здесь и сейчас я венчаюсь с человеком, которого очень люблю, и снова буду стоять здесь, когда моя дочь тоже решит выйти замуж за того, кого сама выберет, и у нее под ногами разольется такая же радуга, а впереди у нее будет королевская корона. Это внезапное видение заставило меня примолкнуть, и Ричард, взглянув на меня и решив, что я колеблюсь, быстро сказал:
— Если у тебя есть хоть какие-то сомнения, даже мимолетные, давай не будем заключать этот брак. Я что-нибудь придумаю. Но тебе ничто не будет грозить, любовь моя.
Я улыбнулась ему, и слезы выступили у меня на глазах, так что Ричард тоже словно был окутан радужной вуалью.
— Никаких сомнений у меня нет! — твердо заявила я и повернулась к священнику. — Продолжайте, святой отец.
Старенький священник помог нам правильно произнести брачные клятвы и объявил нас мужем и женой. Отец Ричарда расцеловал меня и крепко обнял сына. Затем Ричард расплатился с троими клириками, которых нанял в качестве свидетелей, и напомнил им, что в случае необходимости они непременно должны будут вспомнить день и час этого бракосочетания и то, что оно было заключено по всем правилам — служителем Божьим и перед алтарем, а он, жених, в присутствии всех надел невесте, то есть мне, на палец фамильное кольцо и подарил кошелек с золотом в доказательство того, что отныне я являюсь его супругой и он доверяет мне свою честь и свое богатство.
— Ну, и что теперь вы намерены делать? — поинтересовался мой свекор, когда мы вышли из часовни на солнечный свет. Вид у него был невеселый.
— Вернемся ко двору, — отозвался Ричард, — и воспользуемся первой же благоприятной возможностью, чтобы обо всем сообщить королю.
— Надеюсь, он простит вас, — вздохнул его отец. — Он молод и легко всем все прощает. А вот от его советников вполне можно ждать всяких пакостей. Смотри, сынок, они еще назовут тебя шутом и шарлатаном. Обвинят, что ты замахнулся на брак с такой высокорожденной дамой, до которой тебе не дотянуться.
Ричард пожал плечами:
— Они могут болтать все, что им будет угодно, пока это не затронет ни ее репутацию, ни ее состояние.
Его отец только головой покачал, словно не был уверен ни в том, ни в другом, затем помог мне сесть на лошадь и слегка охрипшим от волнения голосом произнес:
— Ладно, пошли за мной, если я буду вам нужен. — Он повернулся ко мне: — А вы, ваша милость, можете располагать мною, как пожелаете, ведь ваша честь находится также и под моей защитой.
— Вы можете называть меня Жакетта, — предложила я.
Он помолчал и заметил:
— Я служил камергером у вашего покойного супруга. По-моему, было бы неправильно, если бы я стал называть вас просто по имени.
— Вы были его камергером, а я была его герцогиней, но теперь, спаси, Господи, его душу, он покинул нас, этот мир стал иным, и я отныне ваша невестка, — заявила я. — И сперва они будут говорить, что зря Ричард пытается так высоко подпрыгнуть, а потом обнаружат, что мы вместе с ним поднялись на недосягаемую высоту…
— И насколько высоко вы намерены подняться? — сухо осведомился мой свекор, прервав меня. — Чем выше поднимешься, тем больнее падать.
— Пока не знаю, как высоко мы поднимемся, — упрямо сказала я, — но падения я совершенно не опасаюсь.
Он внимательно на меня посмотрел.
— А вам очень хочется высоко подняться?
— Все мы находимся на колесе Фортуны, — ответила я. — Не сомневаюсь, мы с Ричардом поднимемся достаточно высоко. Мы, конечно, можем и упасть. Но я этого совсем не боюсь.
Вестминстерский дворец, Лондон, осень 1436 года
Беременность моя под изящными разлетающимися платьями была еще совсем не видна, но я-то знала: ребенок у меня внутри растет, и груди мои стали тяжелее и как бы разбухли, но самое главное — я теперь всегда, даже во сне чувствовала, что я больше не одна. Я подумывала известить королевский совет о своей беременности и замужестве еще до того, как со дня смерти моего мужа исполнится год, пока кто-нибудь из них не предложил мне новый брак и тем самым не вынудил меня бросить вызов общественности. Мне хотелось выбрать наиболее подходящий момент, однако члены совета были страшно заняты, разрываясь между кардиналом Бофором и его союзником графом Саффолком с одной стороны и могущественным герцогом Глостером и его придворными — с другой. Казалось, нет ни минуты, когда бы в королевском совете не велись ожесточенные споры о безопасности страны и пустой королевской казне. И было очевидно, что в ближайшее время они вряд ли придут к соглашению относительно дальнейших действий. После нашего тайного бракосочетания я ждала целую неделю, а затем все же собралась посетить главного королевского фаворита Уильяма де ла Поля и в тихий послеобеденный час, когда он находился в своих покоях Вестминстерского дворца, зашла к нему.
— Какая честь! — воскликнул он, вскочив и придвигая к низенькому столу у камина еще одно кресло — для меня. — Чем это, интересно, я могу быть вам полезен, ваша милость?
— Я вынуждена просить вас помочь мне в одном деликатном деле, — промолвила я; это далось мне нелегко, но, переборов себя, я решительно уточнила: — Дело очень личное.
— У нашей прекрасной герцогини личное дело ко мне? — удивился он. — Полагаю, речь идет о делах сердечных, не так ли?
Судя по всему, он подозревал, что все это обычные девичьи глупости. Я сдержала улыбку и спокойно произнесла:
— Вы правы, это действительно дела сердечные. Не стану скрывать, сэр: я вышла замуж, причем без разрешения, и очень надеюсь, что вы сумеете должным образом сообщить об этом королю и заступиться за меня.
Неприятно пораженный новостью, он молчал. Затем переспросил:
— Вышли замуж?
