— Ну а если бы тебе пришлось назвать цену этой любви?
— О, это сложно… Королевский выкуп? Состояние?
— В таком случае, милый мой супруг, считай, что мы заключили выгодную сделку, ведь наш брак обошелся нам всего в тысячу фунтов.
Его лицо просветлело.
— Жакетта, радость моя, ты стоишь многих десятков тысяч!
— Тогда начинай укладывать вещи, и мы сегодня же оставим этот постылый двор, — заключила я.
— Сегодня же? Ты хочешь, чтобы мы бежали, точно от позора?
— Я хочу, чтобы мы сегодня к ночи были уже у тебя дома.
На мгновение он примолк, затем на его лице расцвела улыбка, поскольку он понял, что я имела в виду.
— И мы впервые сможем провести ночь вместе, как супружеская пара. — Он склонил голову, благодарно и нежно целуя мне руки. — Мы войдем в спальню как муж и жена. А завтра вместе спустимся к завтраку, причем ни от кого не скрываясь. Ах, Жакетта, это поистине начало новой жизни! Я так люблю тебя! И пусть Господь навсегда сохранит в тебе веру в то, что ты, вступив в брак со мной, действительно заключила удачную сделку всего за тысячу фунтов.
Графтон, Нортгемптоншир, осень 1436 года — осень 1439 года
И я действительно считала эту сделку удачной. Мы собрали деньги на погашение штрафа, сдав в аренду те земли, что причитались мне в качестве вдовьей доли, а потом и все остальные наши земли, решив сразу выкупить у графа Саффолка то поместье в Графтоне. И он, несмотря на все его кривые усмешки, не отказался продать опозоренной герцогине и ее «сквайру» свое поместье. Он определенно хотел, чтобы мы оставались на его стороне и были его союзниками, когда он добьется еще более могущественного положения при дворе. Ричард отправился в Кале, дабы подготовить гарнизон к осаде, поскольку мой родственник, неверный герцог Бургундский, собирался теперь выступить против нас, своих прежних союзников. Величайшие лорды Англии, граф Мортмейн и герцог Йоркский, поднялись на защиту своей страны, и Ричард удерживал Кале скорее ради них. В конце концов и герцог Хамфри Глостер отбыл со своим флотом в Кале и заслужил немало почестей за спасение этого города, хотя, как справедливо заметил мой муж, к тому времени, как дядя английского короля высадился в Кале под развевающимися боевыми знаменами, осада крепости была уже практически снята.
Но мне, в общем-то, было безразлично, что слава досталась Глостеру. Мой Ричард уже успел продемонстрировать всей Англии и свое мужество, и свою храбрость, и никто не сомневался в его благородстве и честности. Он выдержал осаду, отразил несколько вооруженных нападений и, отделавшись всего лишь царапиной, вернулся в Англию как герой. Мой первый ребенок — дочь, как я и предсказывала, которую я родила очень легко, — появился на свет в мае, когда зеленые изгороди покрылись мелкими белыми розами, а в сумерках вовсю распевали черные дрозды. Это была моя первая весна в сельском поместье. А на следующий год там же родился наш первый сын и наследник.
Мы назвали его Льюис, и я просто голову потеряла от восторга, узнав, что у меня родился мальчик. Мой собственный сын! Волосы у Льюиса были очень светлые, почти серебристые, а глаза — темные, как ночное небо. Повитуха, помогавшая мне — а во второй раз мне все-таки понадобилась помощь, — сообщила, что у всех новорожденных младенцев глаза темно-синие, а потом и глаза, и волосы могут у них сто раз поменяться. Но мне мой маленький сынок казался прекрасным, как эльф; и особенно мне нравилось это сочетание светлых волос и темных глаз. Его сестренка была еще настолько мала, что по-прежнему спала в старинной колыбельке Вудвиллов, сделанной из вишневого дерева, так что мальчика я уложила с ней рядом, и ночью они, крепко спеленутые, напоминали двух хорошеньких куколок.
Ричард не без удовольствия повторял, что я все на свете позабыла, кроме своей обязанности быть матерью и хозяйкой в доме, а уж только потом — любимой женщиной, и он, бедный, чувствует себя совершенно заброшенным. Он, конечно же, шутил, ведь каждый раз приходил в восторг, видя, какая у нас красивая маленькая дочурка и как быстро растет и набирается сил наш сынок. На следующий год я родила еще одну девочку, мою милую Анну. К сожалению, пока я несколько недель находилась в «родильных покоях» вместе с новорожденной, мой свекор заболел лихорадкой и умер. Однако перед смертью ему послужило великим утешением известие о том, что король простил нас и вновь призывает ко двору. Но я, имея уже троих детей — двухгодовалую дочку, годовалого мальчика и еще одну, совсем крошечную малышку, — как-то не горела желанием возвращаться в Лондон.
— Живя в деревне, мы никогда не сможем расплатиться с нашими долгами, — заметил мой муж. — Клянусь, у меня самые тучные коровы и самые лучшие овцы в Нортгемптоншире, однако на погашение долга наших средств все равно недостаточно. Ты, Жакетта, вышла замуж за бедняка и должна еще радоваться, что я не заставляю тебя попрошайничать, выгнав на дорогу в одной нижней сорочке.
В ответ я помахала у него перед носом очередным письмом с королевской печатью.
— И не заставишь! Смотри, нам приказано явиться ко двору на празднование Пасхи. А также я получила письмо от королевского камергера; он осведомляется, достаточно ли комнат в нашем сельском доме, чтобы король мог там остановиться во время летних поездок по стране.
Ричард даже зажмурился.
— Боже мой, но это же невозможно! Как мы разместим здесь весь королевский двор? И как мы их всех прокормим? Королевский камергер, случаем, не спятил? Как он себе представляет наш дом, интересно?
— Не волнуйся, я непременно ему напишу и объясню, что у нас всего лишь очень скромный домик. А когда мы с тобой отправимся на Пасху, то сделаем все от нас зависящее, но дадим королевским придворным понять, что поместье у нас очень маленькое.
— Скажи, разве ты не рада будешь съездить в Лондон? — спросил Ричард. — Там ты сможешь купить себе новые платья, и обувь, и всякие милые дамские штучки. Разве ты совсем не скучаешь по королевскому двору, по светскому обществу?
Поднявшись и обойдя стол, я остановилась у мужа за спиной, наклонилась и прижалась щекой к его щеке.
— Мне, конечно, будет приятно вновь побывать во дворце, ведь король — это источник нашего благополучия и единственная наша защита; да и потом, у меня растут две хорошенькие дочки, которых в один прекрасный день придется выдавать замуж. А ты, милый, слишком хороший рыцарь, тебе не пристало всю жизнь заниматься выращиванием скота. По-моему, королю просто необходим такой верный и надежный советник, как ты. Но я не сомневаюсь: они снова захотят отправить тебя в Кале. А я слишком счастлива здесь с тобой, чтобы этот дом покинуть. Нет, мы лишь недолго погостим в Лондоне и вскоре снова сюда вернемся. Мы больше не будем служить при дворе, ведь не желаем же мы провести там всю жизнь, верно?
— Верно. Мы с тобой — графтонские сквайр и его супруга, загубленные чужой завистью, по уши в долгах и вынужденные прозябать в деревне. Здесь наше место — среди скота, среди таких же бедняков, как мы сами. А значит, здесь мы и должны оставаться.
