Книга Хозяйка Дома Риверсов, страница 5. Автор книги Филиппа Грегори

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Хозяйка Дома Риверсов»

Cтраница 5

— А я не согласна с тобой, — твердо произнесла моя бабушка. — Англичане смертельно боятся ее. Они говорят, что она непобедима.

— Больше уже нет, — заявил дядя. — Ты ведь и сама видишь: она в плену, и двери ее тюрьмы что-то не собираются распахиваться сами собой. Теперь все знают, что она смертна. Англичане наблюдали, как у стен Парижа стрела пронзила ей бедро, а французское войско тут же отступило, бросив ее на произвол судьбы. Французы, оставив ее в полном одиночестве, сами дали англичанам понять, что Жанну можно низвергнуть.

— И все-таки ты не отдашь ее англичанам! — отрезала бабушка. — Для нас это стало бы вечным бесчестьем и в глазах Господа, и в глазах людей.

И дядя, склонившись к ней, как-то особенно задушевно спросил:

— Неужели ты так близко к сердцу принимаешь эту историю? Ты действительно считаешь ее кем-то значительным, а не простой шарлатанкой? Не обычной деревенской девчонкой, болтающей всякую чепуху о «голосах»? Да я легко найду тебе еще с полдюжины таких, как она!

— Ты легко найдешь даже дюжину тех, кто с пеной у рта доказывает, что они такие же, как Жанна, — кивнула бабушка. — Только ни одной такой, как она, среди них не будет. Я не сомневаюсь: эта девушка особенная. Я действительно в этом уверена, дорогой племянничек. Я всем своим нутром это чую.

Дядя помолчал немного, понимая, что с мнением и необычайной интуицией моей бабушки стоит считаться, хоть она и всего-навсего женщина.

— У тебя что, было видение? — поинтересовался он. — Ты предчувствуешь, что удача будет на ее стороне? Ты что-то знаешь?

Бабушка ответила не сразу, она явно колебалась. Наконец, тряхнув головой, быстро сказала:

— Пожалуй, ничего особенного мне выяснить не удалось. И все же я требую, чтобы мы защитили ее!

Не желая ей перечить, дядя снова помолчал. Все-таки перед ним была демуазель де Люксембург, глава нашего семейства. Герцогский титул после ее смерти предстояло унаследовать моему отцу; но помимо титула у нее были также огромные земельные владения, и она могла завещать их любому, кого выберет сама. Мой дядя Жан был ее любимым племянником, а потому имел вполне определенные надежды на наследство, так что обижать тетку ему совсем не хотелось.

— Французам придется заплатить за нее немалую цену, — заметил он. — Но в мои намерения подобные траты не входят. Она, безусловно, стоит королевского выкупа. И при дворе это отлично понимают.

— Я непременно напишу дофину, — отозвалась бабушка. — Полагаю, что вскоре он выкупит ее. Что бы там ни говорили его советники, ко мне он пока прислушивается, хотя фавориты и гоняют его, точно сорванный с дерева листок. Но во-первых, я его крестная мать, а во-вторых, это вопрос чести. Всем, что у него теперь есть, он обязан этой девушке.

— Отлично. Только сделай это немедленно. Англичане проявляют нетерпение, а мне нежелательно обижать герцога Бедфорда. Он человек могущественный и справедливый. И он самый лучший правитель для Франции, на какого только можно было рассчитывать. По-моему, если б он еще и французом был, вся страна его бы попросту обожала.

— Да, — рассмеялась бабушка, — но он, к сожалению, не француз! Он английский регент, и лучше бы ему вернуться на свой болотистый остров, к своему маленькому племяннику, который, бедняжка, вынужден править тамошним королевством. Пусть бы Бедфорд навел порядок у себя на родине, а нас бы оставил в покое и позволил нам самим править Францией.

— Нам самим? — с изумлением повторил мой дядя, словно намереваясь выяснить, действительно ли бабушка считает, что нашему семейству, которое и без того правило полудюжиной графств и пребывало в родстве с императорами Священной Римской империи, неплохо бы также прибрать к рукам и французский трон.

Улыбнувшись, бабушка храбро подтвердила:

— Да, именно нам!


На следующий день мы с Жанной отправились в маленькую часовню на территории нашего замка, вместе преклонили колени перед алтарем, и она почти час истово молилась, низко опустив голову. Когда явился священник, Жанна приняла из его рук святое причастие. Я вышла и ждала за церковью. Из всех известных мне людей только Жанна каждый день ходила к причастию — точно к завтраку. Даже моя мать, строже многих исполнявшая церковные предписания, и то причащалась лишь раз в месяц. Затем мы вместе вернулись в покои моей бабушки; мы постоянно смеялись, поскольку за ноги нам то и дело цеплялись разбросанные по полу травы. Особенно веселило Жанну, когда в дверях я была вынуждена низко наклонять голову из-за моего высоченного головного убора, который не помещался в наши узкие и, главное, низкие дверные проемы.

— Это очень красиво, — указала она на мой убор, — но я бы ни за что не согласилась носить на голове такую штуку.

Будучи иного мнения, я остановилась, желая показать всю красоту своих одежд. Я даже покружилась перед ней в яркой полосе света, падавшей из узкого, как бойница, окна. По-моему, мои наряды были просто великолепны: темно-синяя верхняя юбка, ярко-бирюзовая нижняя, на талии тугой широкий пояс, а на голове высокий конической формы головной убор, с вершины которого ниспадает бледно-голубая вуаль, замечательно подчеркивающая чудесный оттенок моих светлых волос. Я раскинула руки в стороны, демонстрируя Жанне красивые треугольные рукава, по краю изящно расшитые золотой нитью; я и подол чуточку приподняла — пусть видит мои прелестные алые туфельки из мягкой кожи со вздернутыми кверху носками.

— Но ведь в таком платье невозможно ни работать, ни ездить верхом, ни даже просто бегать, — сказала Жанна.

— А оно и не предназначено ни для работы, ни для верховой езды, ни для шумных игр, — рассудительно ответила я. — Оно нужно, чтобы другим себя показать. Оно словно сообщает всему миру: я молода, хороша собой и готова для замужества, а отец мой настолько богат, что я украшаю рукава золотой вышивкой и ношу драгоценную шелковую вуаль. Этот наряд также свидетельствует о моем благородном происхождении, ведь, в отличие от бедных девушек, я даже зимой могу ходить в шелке и бархате, а не в грубой шерсти.

— А я бы ни за что в таком наряде не вышла на люди!

— А тебе бы и не разрешили так выйти! — тут же весьма нелюбезно парировала я. — Ты должна одеваться в соответствии со своим положением в обществе, подчиняться закону и носить вещи коричневых и серых тонов. Неужели ты и впрямь думала, что достигла таких высот, чтобы позволить себе мантию с горностаем? Или, может, ты хочешь получить обратно свой золотой плащ? Говорят, во время боя ты выглядела не хуже любого рыцаря и одевалась как благородные господа. Говорят, ты очень любила свое красивое знамя и блестящее оружие, но больше всего ты любила свой золотой плащ. Значит, не врут: ты виновна в грехе тщеславия!

Жанна вспыхнула и попыталась защититься:

— Меня должны были видеть все! Ведь я возглавляла армию.

— И непременно в золоте?

— Я обязана почитать Господа.

— Ну, по крайней мере, тебе точно нельзя иметь такой головной убор, как у меня, даже если ты и облачишься в женское платье, — произнесла я примирительным тоном. — Тебе придется надевать что-нибудь поскромнее, как и подобает фрейлинам, но ничего столь же высокого и, если честно, столь же неуклюжего. Это будет просто аккуратный чепчик, прикрывающий волосы. А под платьем ты могла бы по-прежнему носить свои сапожки и продолжать сколько угодно ходить пешком и даже бегать. Может, все же примеришь платье? Тогда тебя уже никто не сможет обвинить в том, что ты нарушаешь закон и носишь мужскую одежду. Это ведь признак ереси — когда женщина одевается как мужчина. Зачем тебе рисковать? Почему бы просто не сменить наряд, чтобы твоим врагам не в чем было тебя упрекнуть? Давай наденем хотя бы самое простенькое платье, а?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация