Я снова взялась за письмо. На полях, точно монах, иллюстрирующий манускрипт, король собственноручно нацарапал своим почерком клирика:
«Дорогой Риверс!
Буду весьма признателен, если вы незамедлительно поедете в Плимут, дабы организовать и возглавить армию, которую мы направляем в Гасконь, и подготовите суда для переброски этого войска. Вам следует отплыть во Францию не позднее 21 сентября».
Под этим королева приписала для меня: «Жакетта, как тебе повезло! Ты возвращаешься во Францию!»
Повезло? Но я отнюдь не считала, что мне так уж повезло. Я оглядела наш двор, теплые стены из красного кирпича, колонны с капителями из белого камня, старую часовню рядом с домом, яблоню, низко склонившуюся под тяжестью последних крупных плодов, которые давно пора было снять, полный сена амбар, примыкавший к зернохранилищу, — всю нашу усадьбу, такую надежную, центр нашего маленького мира, насквозь прогретого ласковым солнцем, светившим в окна дома. Дети мои были заняты уроками… Нет, мне не хотелось возвращаться во Францию, ставшую чужой. И я отчего-то подозревала, что король поручает моему мужу дело, которое вполне может оказаться невыполнимым. А еще я думала о том, что нам в очередной раз придется заново устраиваться в незнакомом городе и приспосабливаться к тому, что население его отнюдь не радо нашему присутствию.
Я пыталась приободриться, вспоминая, что Гасконь осенью особенно красива, что, возможно, мне удастся повидать братьев и сестер, что зима в Бордо всегда хрусткая, ясная, полная солнечного света, а весна и вовсе великолепна. Но отлично помнила я и то, что люди в тамошних краях не слишком любезны по отношению к англичанам и никогда не скрывали своего к ним презрения, так что французы будут представлять для нас постоянную скрытую угрозу. А потом нам, разумеется, опять придется тщетно ждать, когда пришлют деньги из королевской казны, и снова платить солдатам из собственного кармана, а здесь, в Англии, на нашу голову будут сыпаться бесконечные упреки, обвинения в неудачах или даже в предательстве. Ну и, конечно же, нам придется оставить здесь своих детей; я не могла рисковать ими. Нет, мне совсем не хотелось во Францию! И не хотелось, чтобы туда ехал Ричард.
Довольно долго я просидела в саду. Наконец королевский посланник вышел на крыльцо, вытирая рот рукавом, заметил меня, изобразил некое подобие вежливого поклона и вопросительно на меня посмотрел.
— Доложите его величеству, что мы с мужем незамедлительно отправляемся в Плимут, — сказала я. — Передайте, что для нас великая честь — служить ему.
Гонец лишь печально улыбнулся — видимо, и он понимал, что служение этому королю хоть и великая честь, однако является синекурой лишь для нескольких избранных фаворитов, которые легко могут и вовсе ему не служить; а если они и совершают серьезные ошибки и просчеты, то всегда выходят сухими из воды — подобно Эдмунду Бофору, которого ныне в качестве вознаграждения назначили констеблем всей Англии, ведь он сломя голову бросился вдогонку за королевской четой в Кенилуорт, а не в Кале, где и должен был бы находиться, поскольку главная и опасная работа предстояла именно там.
— Боже, храни короля, — промолвил гонец и пошел на конюшню за лошадьми.
— Аминь, — откликнулась я, думая о том, что, может, нам всем стоит молиться, чтобы король хранил себя… от себя же самого!
Плимут, осень 1450 года — осень 1451 года
Целый год мы прожили между Графтоном, Лондоном и Плимутом. Весь этот долгий год мы сражались с бюргерами Плимута, пытаясь убедить их в необходимости расселить и экипировать войско для отправки во Францию. Весь этот долгий год мой муж собирал флот из судов, принадлежавших частным владельцам — купцам, торговцам и немногочисленным аристократам. И только к середине зимы, когда давно уже миновал срок нашего предполагаемого отплытия во Францию, он сумел собрать около восьмидесяти судов, пришвартованных в порту Плимута, Дартмута и Кингсбриджа, а также трехтысячное войско, которое разместил в гостиницах, в частных коттеджах и на фермах Девона и Корнуолла. И мы продолжали ждать.
Собственно, мы только это и делали с начала осени и всю зиму до весны — ждали. Сначала мы ждали вооруженные отряды, которые, как и было обещано их лордами, пешим порядком прибывали в Плимут, совершенно готовые к отправке. Ричард выезжал верхом им навстречу и доставлял их в город; он обеспечивал их жильем и питанием, сулил жалованье. Затем мы ждали корабли, которые были реквизированы у владельцев и должны были прибыть в порт; Ричард мотался по всей Западной Англии, приобретая в местных портах маленькие парусные суденышки, и требовал, чтобы самые богатые из купцов непременно что-то жертвовали на покупку флота. Потом мы стали ждать, когда в Плимут прибудут запасы провианта; добывая зерно, Ричард ездил в Сомерсет и даже в Дорсет. Затем мы ждали тех лордов, что собирались отправляться вместе с оккупационной армией, поскольку для них все никак не могли закончиться веселые рождественские праздники. Лорды прибыли в Плимут, и нам пришлось ждать, когда король отдаст команду поднять паруса и выйти в море, а потом вмешалась погода, и мы были вынуждены ждать, пока утихнут северные ветры, дующие в начале весны. И, наконец, все это время мы ждали то судно, которое должно было доставить из Лондона достаточно денег, чтобы расплатиться с купцами в гавани, с владельцами судов, с моряками, обслуживавшими эти суда и с нанятыми солдатами. Вот только эти деньги никогда не прибывали вовремя.
Иногда они прибывали с таким опозданием, что нам с Ричардом приходилось посылать гонца в Графтон или к кому-то из наших друзей, которые могли бы одолжить нам денег; получив нужную сумму, мы старались, по крайней мере, обеспечить армию, чтобы она не начала грабить ближайшие к порту фермы. Иногда деньги доставляли почти в срок, но в таком малом количестве, что можно было уплатить только самые срочные долги и выдать солдатам лишь четверть обещанного жалованья. Порой они прибывали в виде налоговых бирок, которые мы относили в королевскую таможню, а там заявляли: «Да, это прекрасно, милорд, я согласен, вы имеете полное право на выплату. Но у меня, к сожалению, совершенно нет денег, так что загляните через месяц». А порой обещанные деньги и вовсе не присылали. Я смотрела, как Ричард мечется по маленьким городкам Девона, пытаясь успокоить разъяренных местных землевладельцев, на головы которым свалилась вся эта голодная орда, и как он преследует банды налетчиков, которые вроде бы должны состоять у него на службе, но, окончательно изголодавшись, превратились в бандитов и грабителей. Чуть ли не каждый день Ричард был вынужден буквально умолять шкиперов держать суда наготове на тот случай, если король прикажет выходить в море завтра, или послезавтра, или через три дня. И я, разумеется, догадывалась, как отреагировал мой муж на известие из Франции о том, что французский король захватил Бержерак, находящийся в окрестностях Бордо. А весной мы узнали, что французские войска успешно продвигаются и дальше по английским владениям вдоль реки Жиронды, что ими осажден город Фронзак-на-Дордони, что жители этого города тщетно ждут за высокими крепостными стенами нашу армию, поклявшись, что никогда не сдадут город. Но наша армия продолжала торчать у причалов Плимута, глядя на покачивавшиеся на волнах суда, и вскоре мы услышали, что Фронзак пал. Жившие там англичане просили о помощи, клялись, что и сами будут сражаться с французами, поскольку считают себя англичанами и по рождению, и по воспитанию, и не пощадят даже собственной жизни; они верили, что мы, их соотечественники, поспешим им на помощь. Ричард буквально падал с ног, пытаясь сохранить в армии и на кораблях порядок и единство; он отправлял в Лондон одну депешу за другой, умоляя двор поскорее прислать приказ об отплытии во Францию. Однако ответа из Лондона не было.
