Работа
Для получения в Канаде паспорта, даже при наличии хорошо отработанной легенды и метрик, замечательно изготовленных нашими умельцами, нужен еще «гарант» — человек, подпись которого имеется в мэрии и который может официально заявить, что хорошо знает соискателя не менее двух последних лет. Обычно гарантами выступают уважаемые в городе люди: врачи, бизнесмены, адвокаты, хоккеисты — ну а как мне заполучить гаранта? Центр предложил однажды испытанный ход: еще в Москве мне высверливают в зубах несколько дырок (процедура, прямо скажу, не из приятных, один бормашинный звук чего стоит!), и вот я в Ванкувере. Начинаю, как и положено разведчику, с изучения обстановки, города, его достопримечательностей, горожан, историй — во-первых, в надежде «легендировать» что-нибудь из увиденного или узнанного, то есть органично включить в мою легенду, и, во-вторых, на случай, если потребуется срочно уходить. Разумеется, изучаю не только по энциклопедии, фотографиям, картам и телефонным справочникам, а еще собственными ногами и в личном общении. Вот так и «выхожу» на доктора Вайсмана — превосходного стоматолога, обаятельного старика и «знающего человека», если переводить его фамилию на русский язык, не помните: «Их вайс нихт, вас золь эс бедойтен»? — затем предъявляю ему свои «московские» дырки. В итоге: кто из нас более «знающий человек», если на третьей пломбе Вайсман становится моим гарантом, и я получаю настоящий канадский паспорт!
Психология
Иногда, страстно желая попасть хоть на сутки домой, мы придумываем нечто, из-за чего Центр вынужден вызывать нас в Москву, и мы, конечно, летим на всех парусах, рискуя получить от «Первого» нахлобучку. Впрочем, степень доверия Центра разведчику полная и взаимная. Разведчик не может не доверять и не верить своему руководству: психологически и морально это важнее, чем доверие между супругами, без которого «нет жизни». И если, положим, «Первый», провожая разведчика за кордон, обещает ему «в случае чего» похоронить его дома, тот может не сомневаться: как ни трудно, гроб с телом перекочует на родину и ляжет в землю где-то на Введенском или Ваганьковском кладбище. Но если у Центра появляется крохотное сомнение относительно поведения разведчика, он тут же и «без обид» проверяет его всеми доступными способами и может отозвать домой; но отзывает Центр по-умному, так, чтобы разведчик не заметил, что его подозревают, — на какое-нибудь важное совещание, и не одного, а несколько человек из разных стран, или для вручения награды. Подполковника X., который был помощником нашего резидента в Америке, как вам известно, отозвали грубо…
Быт
Не помню кто, кажется, Сократ (или Сенека?) на вопрос молодого мужчины, обратившегося к мудрецу за советом, жениться ему или не жениться, ответил: «Как бы вы ни поступили, юноша, вы об этом горько пожалеете!» Моя точка зрения на «женскую проблему» в чем-то схожа: и без женщины разведчику никак нельзя, и с нею тоже невозможно! Один мой коллега, намучившись, поступил так. Во Францию из Англии приезжали по обмену на языковую практику молодые женщины, чаще всего студентки, это называется, если не ошибаюсь, «опэр» (на пару). Они были, как правило, из обеспеченных семей, а устраивались на работу в качестве гувернанток, официанток или секретарш в офис. Главное их достоинство, с точки зрения моего коллеги, заключалось в том, что пребывание их в стране ограничивалось трехмесячным сроком. С этими молодыми и прекрасными дамами он и появлялся на людях, очень скоро заработав почтенно звучащее в его кругу звание ловеласа, которое ни у кого не вызывало и не могло вызвать подозрений на его счет. Через три месяца: гуд бай, май диа гёл! Адью, сэр! И на память о замечательно проведенном времени невинный презент: то ли шубка, то ли колечко… Внешне, возможно, все это выглядит, с точки зрения пуритан, не очень нравственно, а что делать? Избранный моим коллегой вариант, право, наименее травматичен для всех «сторон»: прежде всего для молодой леди, которая за три пролетавших месяца не успевала привыкнуть к «сэру», стало быть, и для Центра, который мог быть спокоен за тайны, находящиеся в прямой зависимости от прочности отношений, и, наконец, для разведчика и его совести, поскольку отношения эти были добрыми, не строились на обмане или авансах, а были премилой «игрой», на которую охотно шли его партнерши и о которой он мог потом дома с улыбкой рассказывать родной жене, хотя я не уверен, что жена с улыбкой воспринимала его рассказ… Конечно, бывали случаи, когда разведчик имел разрешение Центра на брак с иностранкой, женился, рожал детей и жил счастливой жизнью, но это было позволено только холостякам, кроме того, жена становилась тогда помощницей разведчика, утвержденной Центром и прошедшей перед утверждением все необходимые формальности.
Работа
Если агент болен или даже при смерти, он все равно приползет на плановую встречу с резидентом, так как знает: в противном случае шеф объявит общую тревогу, смысл которой в консервации всей деятельности резидентуры и в уходе в глубокое подполье, что связано с весьма сложными мерами и бывает только в ситуациях чрезвычайных. Резидент иногда может позвонить помощнику напрямую из уличного автомата, когда это необходимо, но агенты телефона шефа не знают, поэтому и не могут предупредить о неявке: надо — ползи! Если агент ведет себя странно (например, после встречи с шефом какое-то время вдруг идет за ним), его немедленно начинают перепроверять, и пока Центр занят этим, деятельность резидентуры замирает. Одним из способов перепроверки (далеко не единственным) может быть такой: агента срочно просят достать секретный документ, заполучить который он наверняка может, но который уже есть в Центре, о чем агент, естественно, не знает, и сверка двух документов «откроет глаза» на агента — чист он или уже перевербован? Впрочем, контрразведка тоже не лыком шита и кое в чем разбирается и, чтобы не провалить своего (бывшего «моего») агента, может дать ему для передачи шефу не «липу», а истинный документ в надежде продлить игру в кошки-мышки. Стало быть, одним каким-нибудь способом перепроверка не делается; для того, чтобы исключить сомнения, которые в нашем деле — яд, Центр идет на «перекрестный вариант», о технологии которого говорить нет смысла, скажем потому, что вам может быть скучно, начнете зевать.
Каждый раз, уходя после плановой встречи, резидент проверяется: следят за ним или нет, не мелькнет ли где-нибудь короткая вспышка блица (нынче, правда, уже без вспышек прекрасно фотографируют даже в темноте); опытный разведчик затылком чувствует слежку, у него чутье, как у собаки, но не идущей по следу, а, наоборот, за которой гонятся. «Ликвидация» агента — пошлый стереотип, навеянный обывателю детективами. Лишать человека жизни, даже если есть уверенность, что его перевербовали, не только нельзя, особенно в мирное время, да и не нужно. Какой смысл? Месть? Всего-то? Уверяю вас, низкое это дело и к реальности отношения не имеющее. «Своего» агента (я имею в виду перевербованного) наказывать, конечно, можно, но и без ликвидации вариантов достаточно, но иностранца, который работал, а потом, предположим, «одумался», — зачем? Лучше уйти, тихо свернув деятельность резидентуры, или сделать вид, что перевербовка не распознана, и работать дальше, ведя на этом новую «игру». Правда, если контрразведка тоже начнет «игру» на нашей «игре», разобраться, кто в такой ситуации волки, а кто зайцы, не так легко, как кому-нибудь может сгоряча показаться!
