Моё мокрое начальство сочло ниже своего достоинства отвечать на предложение посушиться вместе, а потому ушло с гордо поднятой головой.
— Пошли…
Старый казак почесал в затылке, осторожно поставил ведёрко на крыльцо и последовал за мной, бормоча себе под нос в рифмованном режиме, что уж он-то и не знал, чего со святой водой делать, предупреждать было надо, а так чего теперь дуться-то, никто не виноват, да и, в конце концов, погоды ещё тёплые, чего ж не освежиться перед военным походом, всё одно поп перед всем строем кропить будет, а тут уж заранее, от всей широты души…
Как вы понимаете, пересказывать всё это ещё и в стихах у меня просто настроения не было. Я думал о том, как ловко ускользнул тот лысый следователь Третьего отделения. Ведь мы почти след в след за ним вышли, а не успели. И куда, интересно, девались его охранники? Их я на предмет личины не проверил, а надо бы…
— Вот они, — неожиданно раздалось слева, и те, кого я искал, сами бросились на нас из-за плетня.
Прохор отреагировал быстрее, винтом ушёл с линии атаки, на развороте хлестнув нагайкой по шеям первого. Второй сгрёб меня, как удав кролика, и… с воем отпрыгнул в сторону, дуя на вздувшиеся пузырями ладони. Я лишь успел рассмотреть искажённое звериной яростью уродливое лицо беса, когда оба злодея бросились по улице наутёк, пригнувшись так, что загребали передними лапами.
— Это ж что за чудеса, как из рыбы колбаса? Я ж таким ударом ломаю шею даром, а он от моей нагайки бежит, как от бабайки!
— Бес ростовский. Причём не мелкий, — не зная, откуда знаю (ох, как башка трещит от этих просветлений!), пояснил я. — В Ростовской губернии их много, у старых монастырей шарятся, любыми личинами не брезгуют, а сами чаще разбоем промышляют, путников спящих душат, дневного света не боятся. От них одна защита — серебро да святая вода. В общем, ещё раз повторюсь: спасибо тебе, Прохор!
— Благодарить потом будешь, когда мы того, третьего, главного ихнего, отыщем!
— Он человек. С ним и проще, и сложнее…
Я повесил голову и в глубокой задумчивости побрёл вперёд. Ноги сами несли меня к нашему двору, а путаные мысли никак не хотели укладываться в стройную цепочку.
Событийный ряд был пёстрым и нелепым: герои и происшествия, люди и нечисть, враги и друзья, погони и нападения сменяли друг друга, как в ярком калейдоскопе, я такой на ярмарке видел. Вроде бы знаешь, что в нём стекляшки да камушки, а из-за зеркал картинки всегда разные получаются, одна на другую не похожие. За что убили курьера? Куда подевался приказ? Почему труп был подкинут в Хозяйкин дворец? Зачем его украли у нас с конюшни? Почему тогда меня, спящего, не тронули? Откуда взялся чиновный человек из будущего? С какой чести ему два ростовчанина служат? И что ж это за фигура таинственная хромающая, с горбом да свечами горящими по кругу шляпы? На все эти вопросы моя внезапно образовавшаяся характерность умилительно скромно молчала. Сам себя за такое дело ненавижу порой. Вот умели же старые характерники по первому желанию все способности, все умения тайные на пользу людям оборачивать, а я как недоделанный какой. Вроде дар-то мне вручили, но как им пользоваться, объяснить не удосужились. Сам догадывайся, сын казачий…
Мой денщик тихо шёл позади, не отвлекая, не бормоча под руку, не приставая с глупостями. Что редкость: он же у меня любопытней барсука с тёмным прошлым. Тоже в каждую нору нос засунет и день без драки считает прожитым зря. Нет, он мирный и добрый, просто деятельный очень, за счёт чего и нарывается постоянно, а со мной так и вдвойне…
— Святую воду отец Силуян дал? — только чтоб вырваться из плена неразрешимых вопросов, на ходу спросил я.
— Нет, его-то при храме не было. Мне две бабуленьки от души налили. Храни их Господь за доброту, вот на таких божьих одуванчиках вся вера на Руси и держится…
— Прохор, ты ничего не перепутал? Меня в том же храме в прошлый раз две старухи агрессивные едва ли насмерть не убили!
— А так то, поди, они и есть, — радостно подтвердил он. — На меня тоже поначалу с крыльца как собаки бросились, дык я одну в купель макнул, а другую на паникадило закинул… Ну, они враз подобрели и указали, где мне святой водицы набрать. К пожилым людям свой подход нужен, а когда ты к ним со всем вниманием, так и они к тебе не задним местом…
Я почувствовал себя отомщённым. Честно говоря, прошлый позор, когда две хрупкие бабуленьки при храме отметелили здоровенного хорунжего на раз-два-три, словно котёнка, жёг душу, как раскалённые подковы. Верный денщик избавил меня от позора и вернул былую славу непобедимым казакам Всевеликого войска донского, что не могло не радовать. Батюшки не было, значит, сразу не осудит, и епитимьей по загривку мы не огребём. В конце концов, святую воду в храмах раздают бесплатно, и то, что Прохор попользовался ею без спросу, не самый великий грех. У нас, если подумать, и более весомые проблемы имеются. Такие страшные, крупные, лысые… И один из них топчется сейчас у ворот нашей конюшни, зыркая по сторонам загнанным взглядом.
— Шлёма?
— Спасибо, что признал, не погнушался.
— Упырьская морда?!
— И вам от всего сердца здрасте, дядя Прохор, — в пояс поклонился мой вынужденный приятель по несчастью (несчастьям!) в Оборотном городе. — Дело до тебя, Иловайский! Беда у нас — Моньку казнят!
— За что?!
— За бегство, переодевание и гастрономический обман населения. А он ить тока ради тебя и старался, казачок… Я-то насилу вырвался да убёг, но Моню… другана мово закадычного… не уберёг…
— Ты не уберёг — твоя проблема. — Безапелляционно оттесняя упыря в сторону, мой денщик открыл ворота и кивнул мне: — Заходи, хлопчик, у нас и своих забот полон рот. Поднял бурю в стакане, мы плакать не станем, мы с вами не братались, в няньки не нанимались, нам до твоего Мони, как до блох в попоне!
— А что Хозяйка, не заступится? — Не обращая внимания на ворчание Прохора, я достал пистолеты, рассовывая их за пояс.
— Чё ж сразу Хозяйка-то… — развёл руками Шлёма. — Хозяйка, она, конечно, баба авторитетная, да тока в симпатиях к нашему брату особо не замечена. Это на тебя она неровно облизывается, а мы… Эх, пропадай, брат Монька, ни за ломаный грош! Пойду, может, и мне какой кусочек перепадёт.
— Другана своего жареного жрать будешь?
— А чё, и буду! — возмущённо вскинулся упырь, блестя мокрыми глазами. — Монька добрый был, сердцем мягкий, поди, и мясо нежное получится. Слезами обливаться буду, а как же не жрать-то?! Традиция-с… Сами-то небось в церкви плоть и кровь Христову трескаете. А чё нам, другом верным закусить западло?!
— Ты чего с кем сейчас сравнил, морда твоя небритая, харя недобитая?!! Да я ж тебя собственными руками понесу до уборной, ткну туда башкой вздорной…
— Прохор, найди мне сбежавшего чиновника, — попросил я, встревая между ними, пока дело не дошло до драки с летальным концом. — Шлёма, веди давай. Времени у меня мало, поэтому двигаем самой короткой дорогой.
