Себастьян словно не услышал моей отчаянной просьбы. Он мягко прикоснулся к моему подбородку, заставив поднять голову и взглянуть ему в глаза. Усмехнулся и мизинцем смахнул слезинку с моих ресниц.
— Глупая перепуганная девочка, — прошептал он, и я почувствовала, как растворяюсь в его светлых глазах, теряя ощущение твердого надежного пола под ногами. — И почему ты так нервничаешь?
А в следующий момент перед моим мысленным взором с небывалой и пугающей четкостью встала картина встречи с Янором. Будто я каким-то невероятным образом перенеслась в прошлое. Я вспомнила наш разговор, каждое слово в нем, каждое изменение интонации, даже свои мысли по поводу происходящего.
Это было очень странно. С одной стороны, я осознавала, что стою в своей спальне, глядя в глаза Себастьяну, а с другой — я как будто вновь вела светскую беседу с Янором, сидя на диване в гостиной. Да что там, я вновь ощутила вкус вина на губах. И самое страшное в этом было то, что я никак не могла остановить это наваждение.
Впрочем, оно быстро схлынуло, оставив после себя головную боль и сильнейшее чувство разбитости.
Себастьян был так любезен, что усадил меня на кровать, иначе, боюсь, я бы упала. Пол и потолок почему-то решили поменяться местами, комната вокруг кружила в бешеном танце. Словно я залпом выпила несколько бокалов крепчайшего вина.
Я откинулась на подушки, закрыв глаза и хотя бы таким образом пытаясь избавиться от тошноты. Нахлынувшая дурнота освобождала меня от необходимости смотреть на Себастьяна, поэтому я была ей даже рада. Однако при этом понимала, что долго она не продлится. В любом случае мне предстоит дать ответ. Проклятый Янор! Ну что его привело ко мне сегодня вечером? Да и я хороша. Надо было выставить бывшего палача прочь, едва только в его разговоре послышались пугающие намеки на предательство. Но ведь он обещал мне помочь с бегством из Итаррии. В одиночку у меня никогда не получится благополучно пересечь границу.
— Выпей. — В руку ткнули холодным запотевшим стаканом. Это Себастьян плеснул мне воды из графина, стоящего на прикроватном столике.
Меня так трясло от пережитого напряжения и страха, что я едва не расплескала все на себя, а зубы звонко застучали о край стакана. Однако мне удалось сделать несколько глотков. Это помогло — бешеная круговерть комнаты перед глазами почти улеглась, и я с опаской посмотрела на Себастьяна.
Тот к моему удивлению не выглядел разъяренным. Напротив, на его губы вернулась привычная снисходительная улыбка. Обычно она раздражала меня до безумия, но сейчас, как ни странно, я была просто счастлива ее видеть.
Себастьян, заметив, что мой взгляд обрел осмысленность, присел рядом. Взял меня за руку, крепко обхватив запястье.
— Ты крупно провинилась, Трикс, — с непонятной веселостью проговорил он. — Понимаешь это?
Я в ответ лишь кивнула, отчаянно прижимая полупустой стакан к груди, словно он мог спасти меня от Себастьяна. Если дело примет совсем дурной оборот, то, возможно, у меня получится запустить им в моего мучителя и сбежать, пока он будет приходить в себя.
— Ну-ну. — Себастьян как-то странно хмыкнул, угадав мои мысли, и я со вздохом сожаления поставила стакан на столик. Кого я хочу обмануть? Теперь меня способны спасти только боги, да и то вряд ли.
— Я удивлен твоим поведением, — спокойно произнес Себастьян, продолжая сжимать мою ладонь в своей. — Раньше ты казалась мне весьма здравомыслящей особой. Конечно, ты вспыльчива, но, что лукавить, этим недостатком страдают многие женщины. И я, право слово, не ожидал, что ты способна на подобную глупость.
— Но я же ничего не сделала, — жалобно пискнула я в смехотворной попытке оправдаться.
— Порой намерение значит намного больше, чем действие. — Себастьян пожал плечами. — Я бы еще мог понять, если бы ты не осознавала, что именно тебе предложил Янор. Но твой страх говорит только об одном — ты отдавала себе полный отчет в своих действиях. И как это понимать?
— Я не обещала Янору ничего совсем уж страшного, — слабо запротестовала я. — Он и без того, как мой телохранитель, знал бы обо всех моих передвижениях.
— Вот именно, Беатрикс.
Я дернулась как от удара, когда Себастьян назвал меня полным именем. Это означало только одно — его спокойствие было кажущимся. Он злился, и злился сильно.
Тем временем Себастьян тяжело вздохнул и продолжил растолковывать мне всю ужасающую тяжесть моего проступка:
— Ты ведь достаточно сообразительна. Неужели у тебя не возникло вопроса, с какой стати Янор просит тебя о столь пустяковом на первый взгляд одолжении, если обязан быть в курсе всех твоих передвижений?
— Он сказал, что ты еще не простил его полностью за тот провал в доме семейства Криас, — пролепетала я.
— Простил — не простил. — Себастьян покачал головой. — Такие слова недопустимы при выполнении каких-либо заданий. Если я поручил ему важное дело, в данном случае — охранять тебя, то уж точно не буду чинить никаких препон. Поверь, если бы я не хотел, чтобы он продолжал работать на меня, то он бы и не работал.
Я нахмурилась, в свою очередь засомневавшись в искренности намерений Янора. Если все так, то зачем он ко мне приходил?
— Янор прекрасно знал про королевский прием и про то, что ты на него приглашена, — подбавил дров в огонь моих сомнений Себастьян. — И что из этого следует?
— Ты проверял меня? — Я с раздражением выдернула свою руку из его хватки. — Так? Специально подослал Янора, чтобы он сделал мне якобы очень выгодное предложение?
— И ты с треском провалила проверку. — Себастьян с лживым сочувствием зацокал языком. — Нехорошо, Беатрикс.
— Нехорошо? — Я аж подавилась от возмущения. Вскочила и заметалась по комнате, не в силах выразить словами тот гнев, который меня душил. Затем обернулась к Себастьяну, вальяжно разлегшемуся на моих подушках, и прошипела: — Нехорошо лишать человека свободы! Нехорошо отнимать у меня надежду увидеть родителей и жениха! Вот что нехорошо на самом деле!
— Но одна приятная деталь во всем этом безобразии все-таки имеется, — чуть повысил голос Себастьян, без особых проблем оборвав поток моих сбивчивых обвинений. — Я убедился, что ты не умеешь лгать. И абсолютно не способна скрывать от меня свои мысли. Что не может не радовать.
Я забулькала, чувствуя, что готова взорваться самыми изощренными ругательствами. Да что он себе позволяет? Моя голова и моя память принадлежат только мне. Никому не позволю в них рыться!
— Тихо, Беатрикс, — осадил меня Себастьян. — Прежде чем возмущаться, вспомни, что в мыслях ты все-таки предала меня. — Я вскинулась, и он снисходительно поправился: — Ладно, назовем это мягче — решила сыграть против меня. А я подобного не прощаю.
— Правда? — Я с вызовом задрала подбородок. — И что ты сделаешь? Посадишь меня в тюрьму? Отправишь на рудники? Лишишь фамилии?
— На первый раз я бы предпочел обойтись более мягкими методами. — Себастьян довольно потянулся. — Даже более того — готов тебя простить. Но при одном условии.
