– Многочисленные враги. – Монца поднялась на ноги, чувствуя прилив сил. – Хотел убить меня – так надо было делать это сразу, а не болтать.
Ганмарк, медленно пятясь, выхватил левой рукой из ножен короткий клинок, направил в ее сторону. Длинный обратил к Коске. Взгляд его заметался между ними обоими.
– О, время еще есть.
* * *
Трясучка перестал быть собой. Или стал, наконец. Боль свела его с ума. Что-то изменилось в уцелевшем глазу. Не прошло действие хаски, выкуренной за последние несколько дней. По какой из этих причин – неведомо, только он пребывал в аду.
И ему там нравилось.
По длинному сияющему коридору проходила волнами рябь, как по озерной воде. Солнце прожигало окна, меча в Трясучку сотни острых, сверкающих осколков стекла. Статуи излучали свет, потели, улыбались, кивали ему. Пусть у него остался всего один глаз, но видел он теперь лучше. Боль смыла все сомнения, страхи, вопросы, необходимость выбирать. Все то дерьмо, что давило на него мертвым грузом. Все то дерьмо, что было ложью, слабостью и пустой тратой сил. Почему-то он считал сложными вещи, которые оказались на диво просты. Все ответы, ему необходимые, имелись у топора.
Его лезвие, отразив луч солнца, зажгло белым мерцающим пламенем руку, в которую врубилось. Брызнули в стороны черные струйки. Разлетелась ткань. Лопнула плоть. Раскололась кость. Металл согнулся и распрямился. По щиту с визгом проехалось копье. И, снова замахнувшись топором, Трясучка ощутил во рту вкус рева. Сладкий. Топор ударил в кирасу, оставив в ней глубокую вмятину, человек рухнул на старый глиняный горшок и скорчился среди черепков.
Мир вывернулся наизнанку, как вспоротый Трясучкой несколько мгновений назад живот какого-то офицера. Раньше он уставал, когда сражался. Теперь лишь становился сильнее. Внутри кипела ярость, выплескиваясь и разливаясь по телу огнем. Все горячей с каждым ударом, который он наносил, все слаще, пока не осталось сил терпеть. Все существо требовало кричать, смеяться, плакать, прыгать, танцевать, визжать.
Он оттолкнул щитом чей-то меч, вырвал его из руки солдата, схватил этого солдата в объятья, принялся целовать и лизать его в лицо. Потом взревел и побежал, с силой топая ногами, и ноги внесли его в статую, которая зашаталась, задела, падая, следующую, а та – следующую, и они начали клониться и падать одна за другой, разбиваясь на куски и поднимая облака пыли.
Гвардеец, лежавший среди обломков, застонал, попытался приподняться. Топор Трясучки с лязгом обрушился на шлем, надвинув его на глаза и расплющив нос. Из-под металлического ободка хлынула кровь.
– Сдохни! – Трясучка с силой рубанул по шлему сбоку. – Сдохни! – Нанес удар с другой стороны, и шея гвардейца хрустнула, как гравий под каблуком сапога. – Сдохни! Сдохни! – Шлем звякал при каждом ударе, как полощущиеся после еды в реке котелки и миски.
Сверху на это неодобрительно взирала статуя.
– Смотришь на меня?
Трясучка снес ей топором голову. Потом вдруг оказался сидящим верхом на ком-то, не зная, как это случилось, долбя этого человека по лицу краем щита и превращая его в бесформенное красное месиво. Под ухом слышался голос – хриплый, свистящий, бешеный.
– Я сделан из смерти. Я – Великий Уравнитель. Я – ураган в Высокогорье.
То был голос Девяти Смертей, но исходил он из его собственного горла. Трясучка окинул взглядом коридор, заваленный павшими людьми и павшими статуями, верней, останками тех и других. Увидел последнего живого, затаившегося в дальнем конце, ткнул в его сторону окровавленным топором.
– Эй, ты! Я вижу тебя, дерьмо. Никто не уйдет.
Тут он сообразил, что говорит на северном. И человек этот вряд ли понимает хоть слово. Но какая разница?
Суть наверняка ясна.
* * *
Переставляя ноющие ноги из последних сил, Монца продвигалась по аркаде – рубя, коля, рыча при каждом своем неловком выпаде, не останавливаясь ни на мгновенье. Ганмарк, хмурый и сосредоточенный, отступал, попадая то в полосу солнечного света, то в тень. Взгляд его метался с клинка на клинок – Коска пытался достать генерала из-за колонн, с правой стороны от Монцы. Под сводами металось эхо тяжелого дыхания, топота сапог, лязга стали.
Монца рубанула раз, другой, пытаясь не замечать жгучей боли в руке, и выбила-таки у Ганмарка короткий меч. Тот отлетел в тень, Ганмарк отвернулся на миг, отражая длинным клинком выпад Коски, и оставил без защиты обращенный к ней бок. Монца ухмыльнулась, отвела руку, собираясь нанести удар, и тут что-то грохнуло в окно слева от нее, и в лицо ей брызнули осколки стекла. Кажется, там, за окном, слышался голос Трясучки, оравшего что-то на северном. Ганмарк прошмыгнул между двумя колоннами, и Коска погнал его по лужайке в центр сада.
– Может, подберешься да прибьешь, наконец, этого ублюдка? – прохрипел он.
– Постараюсь. Заходи слева.
– Есть слева. – И они разошлись, направляя Ганмарка к статуе.
Вид у генерала был уже усталый. Дышал он тяжело, лицо покрылось неровными розовыми пятнами и блестело от пота. Монца улыбнулась в предчувствии победы, сделала обманный выпад, но улыбка разом растаяла, когда он вдруг прыгнул ей навстречу. Увернувшись от колющего удара, она рубанула, целясь ему в шею, но он отразил удар и отбросил ее назад. Не так уж он устал, как казалось, а вот она и в самом деле была без сил. Неловко поставила ногу, пошатнулась, и Ганмарк, метнувшись мимо, задел ее мечом по бедру, оставив жгучий порез. Монца попыталась развернуться, но нога подогнулась, и она, вскрикнув, упала. Кальвец вырвался из ослабевших пальцев и отлетел в сторону.
Коска с хриплым рычанием бросился на Ганмарка, яростно замахнулся. Тот присел, уходя от удара, сделал выпад снизу, и меч его вошел Коске в живот. Клинок старого наемника лязгнул по подбородку «Воителя», выскользнул из державшей его руки и грохнулся наземь. Следом посыпались мраморные осколки.
Генерал выдернул меч. Коска упал на колени, скорчился и застонал.
– Ну, вот и все.
Ганмарк повернулся к ней. За спиной его высилось величайшее творение Бонатине, по ноге которого струилась мраморная крошка – из трещины, которую оставил там несколько ранее меч Монцы.
– Вы дали мне возможность немного попрактиковаться, я вам тоже кое-что дам. Вы женщина, или были женщиной, наделенной необыкновенной решительностью.
Коска пополз куда-то, оставляя на камнях за собой дорожку из кровавых пятен.
– Но, глядя только вперед, вы были слепы ко всему остальному вокруг себя. К сущности великой войны, которую сами же и вели. К сущности людей рядом с вами. – Ганмарк снова вытащил платок, промокнул пот со лба, тщательно протер от крови свое оружие. – Если герцог Орсо, властитель Талина, является не более чем мечом в руке Валинта и Балка, то вы были всего лишь безжалостным острием этого меча. – Он постучал пальцем по блестящему кончику клинка. – Разящим, убивающим, но… не думающим, для чего это делается. – Что-то тихо скрипнуло, и огромный меч «Воителя» слабо покачнулся в высоте. – Никогда. Впрочем, теперь это уже не важно. Для вас война кончилась. – Ганмарк с печальной улыбкой на устах двинулся вперед, остановился в шаге от нее. – Хотите сказать что-нибудь важное напоследок?
