– Оглянись, – процедила Монца сквозь зубы, видя, что покачивается уже весь «Воитель».
– Держите меня за…
Последнее слово заглушил громкий треск. Нога статуи подломилась, и все тяжелое мраморное туловище неумолимо устремилось вперед.
Ганмарк не успел повернуться, как острие огромного меча Столикуса вонзилось ему в спину, повалило на колени и, выйдя из живота, с грохотом ударило в камень. Монце брызнули в лицо мелкие жалящие осколки и кровь. Взвилось облако белой пыли – статуя, упав, раскололась на куски. Подломилась и вторая нога, и на пьедестале остались лишь благородные ступни. Уцелевшая гордая голова величайшего воина истории упокоилась на его же бедрах и воззрилась сурово на генерала Орсо, насаженного на исполинский меч.
Ганмарк издал звук, с каким вода выливается из треснувшего чана, кашлянул на грудь своего мундира кровью. Затем голова его поникла, меч выпал из обмякшей руки.
Мгновенье царила тишина.
– Вот это, – прохрипел Коска, – я и называю счастливой случайностью.
Четверо мертвы, осталось трое. Монца заметила, что кто-то крадется по колоннаде, дотянулась до меча и подняла его в третий раз, морщась от боли. Не зная, какой из рук теперь лучше действовать. Но это оказалась Дэй, с арбалетом наготове. За ней шел Балагур, державший в одной руке нож, в другой тесак.
– Вы убили его? – спросила девушка.
Монца бросила взгляд на труп Ганмарка, нанизанный на гигантский бронзовый вертел.
– Столикус убил.
Коска дополз до вишневого деревца, сел, прислонившись спиной к стволу. Вид у него был такой, словно он наслаждался чудесным теплым деньком. Только вот окровавленные руки, прижатые к животу… Монца, прихрамывая, подошла к нему, воткнула Кальвец в землю и встала на колени.
– Дай взглянуть. – Принялась расстегивать пуговицы мундира, но не успела добраться до второй, как он перехватил ее руки, и раненую, и искалеченную, и спрятал их в своих.
– Много лет ждал, когда же ты начнешь меня раздевать, но сейчас, прости, откажусь. Мне конец.
– Тебе? Никогда.
Он крепче сжал ее руки.
– В самые кишки, Монца. Все кончено. – Посмотрел в сторону выхода из галерей, откуда доносилось приглушенное громыхание – солдаты Орсо с другой стороны пытались поднять решетку. – И у тебя вот-вот появятся новые проблемы. Четверо из семи… да, девочка. – Коска усмехнулся. – Вот уж не думал, что тебе удастся убить четверых из семи.
– Четыре из семи, – пробормотал у нее за спиной Балагур.
– Хотелось бы поскорей добавить к ним Орсо.
– Ну… – Коска поднял брови, – задача благородная, конечно, но боюсь, всех тебе убить не удастся.
В сад вышел Трясучка. Медленно двинулся к ним, даже не взглянув на труп Ганмарка, когда проходил мимо.
– Никого не осталось? – спросил.
– Здесь – нет. – Балагур кивнул в сторону выхода. – Но там еще подошли.
– Видел.
Северянин остановился неподалеку. Топор, помятый щит, бледное лицо, повязка через глаз – все было в темно-красных брызгах и потеках.
– Ты в порядке? – спросила Монца.
– Уж и не знаю.
– Не ранен, я спрашиваю?
Он прикоснулся к повязке.
– Не больше, чем до начала… видать, нынче я любим луной, как говорят жители холмов. – Посмотрел единственным глазом на ее окровавленное плечо, руку в крови. – А вы ранены.
– Урок фехтования оказался опасным.
– Может, перевязать?
Она кивнула в сторону выхода.
– Если мы успеем умереть от кровотечения, нам, считай, повезет.
– И что теперь делать?
Монца открыла рот, но ничего не сказала. Сражаться бесполезно, даже будь у нее на это силы. Дворец набит солдатами Орсо. Сдаваться тоже бесполезно, даже будь она готова это сделать. Хорошо, если убьют здесь, а не потащат в Фонтезармо. Бенна часто предостерегал ее против привычки не заглядывать далеко вперед. И, похоже, был прав…
– У меня есть мысль. – На лице Дэй неожиданно расцвела улыбка.
Девушка ткнула пальцем вверх, Монца, щурясь от солнца, посмотрела на крышу. И увидела притулившуюся на краю маленькую фигурку – черную на фоне светлого неба.
– С чудесным утром всех! – Вот уж не думала она, что будет когда-нибудь так рада услышать нытье Кастора Морвира. – Я надеялся увидеть знаменитую коллекцию герцога Виссерина, но, кажется, основательно заблудился. Может, кто-нибудь из вас, добрые люди, подскажет, где ее искать? Говорят, у герцога имеется величайшее творение Бонатине!
Монца указала окровавленным пальцем на мраморные обломки.
– Кое-что от него еще осталось!
Рядом с отравителем появилась Витари и проворно принялась спускать веревку.
– Мы спасены, – сказал Балагур таким тоном, каким обычно говорят: «Мы погибли».
Радоваться у Монцы уже не было сил. И уверенности в том, что она и впрямь рада, тоже не было.
– Дэй, Трясучка, идите первыми.
– Конечно. – Дэй, бросив арбалет, кинулась к веревке.
Северянин еще мгновение хмуро смотрел на Монцу, потом последовал за ней.
Балагур уставился на Коску.
– А с ним что?
Старый наемник, казалось, задремал.
– Будем поднимать. Берись.
Бывший арестант обхватил его рукой за спину, приподнял. Коска тут же очнулся и поморщился.
– Ох… нет, нет, нет, нет, нет.
Балагур осторожно опустил его, и Коска, тяжело дыша, покачал головой.
– Не стану я мучиться с веревкой лишь для того, чтобы помереть на крыше. Здесь место не хуже всякого другого, да и время пришло… Я много лет обещал это сделать. И на сей раз, наконец, сдержу слово.
Монца присела рядом с ним на корточки.
– Уж лучше я опять назову тебя вруном, и давай, прикрывай мне спину дальше.
– Я прикрывал ее только потому… что мне нравилось смотреть на твою задницу. – Он ухмыльнулся, сморщился и глухо зарычал.
Грохот у выхода усилился.
Балагур протянул Коске его меч.
– Когда придут… не хотите?
– Зачем? Он уже сделал свое дело, довел меня до этого плачевного состояния. – Коска попытался подвинуться, снова сморщился. Лицо его приобрело тот восковой оттенок, какой бывает у мертвецов.
Витари и Морвир втянули на крышу Трясучку. Монца кивнула Балагуру.
– Ваш черед.
Тот постоял еще мгновение над Коской неподвижно, потом заглянул ему в глаза.
– Хотите, я останусь?
Старый наемник взял его могучую руку в свои, сжал ее и улыбнулся.