– Вы меня неправильно поняли, – прервала его
собеседница, – мне не нужен развод, и во всяком случае мне не нужны
доказательства неверности мужа.
Она сделала драматическую паузу, вздохнула и проговорила
гораздо тише:
– У меня этих доказательств и без того более чем
достаточно. Окружающие, знаете ли, постарались открыть мне глаза. Вопрос
заключается совсем в другом. Я хочу, чтобы вы отыскали это колье и вернули его
мне. Оно дорого мне как… как семейная реликвия!
«Да, к тому же бриллиантов в этой реликвии не меньше чем на
сотню каратов, – подумал Леня, – не говоря уже о старинном золоте и
превосходной работе!»
– Причем я хотела бы, чтобы вы проделали все это
достаточно деликатно! Чтобы никто ничего не узнал…
Маркиза так и подмывало отказаться от заказа. Все в этом
деле ему не нравилось: личность заказчицы, то, что в деле замешаны семейные
отношения… Однако у него уже давно не было работы, и он чувствовал себя не в
своей тарелке. Лене казалось, что еще немного – и он утратит профессиональные
навыки, а там – полностью выйдет из игры… работа была нужна ему просто для
того, чтобы вернуть самоуважение! Она была нужна ему как воздух!
И он, для вида немного поломавшись, согласился вернуть
заказчице ее колье или хотя бы выяснить, куда оно делось.
– Но вы знаете, сколько я беру за работу? –
уточнил он на всякий случай.
– Деньги не имеют значения! – отмахнулась
заказчица. – Для меня главное – вернуть семейную реликвию!
– И еще… я на какое-то время попрошу у вас эту
имитацию. Мне нужно показать ее специалисту.
– Делайте с ней все, что пожелаете, – разрешила
женщина, – это ведь все равно подделка!
«Подделка-то она подделка, – подумал Леня, – но
достаточно качественная. Сразу видно, что над ней поработал первоклассный
ювелир!»
* * *
После разговора с заказчицей Леня нуждался в консультации
специалиста. И он недолго раздумывал, к кому обратиться. Он набрал телефон
Ивана Францевича Миллера.
Иван Францевич всю свою сознательную жизнь занимался
драгоценными камнями. Изумрудами, рубинами, сапфирами, но в первую очередь,
конечно же, бриллиантами. Он знал о них все, что только можно. И то, что нельзя
– тем более.
Миллер был ювелиром от бога. Хотя приобрел свою
специальность благодаря случайному стечению обстоятельств.
В начале двадцатого века в Петербурге, а затем в Петрограде
было удивительно много немцев. Немецкая речь звучала на каждом шагу, немецкие
булочные славились качеством выпечки, немецкие мастеровые – трудолюбием и
старанием. После Первой мировой войны количество их несколько сократилось, но
только в сороковом и особенно сорок первом году всех немцев из Ленинграда
отправили в ссылку. Среди прочих был и маленький Ваня Миллер с матерью.
Они оказались в Каракалпакии, где летом от жары трескались
камни, а зимой ледяной ветер обжигал кожу на лице. И соленый песок,
отвратительный соленый песок, который постоянно скрипел на зубах и попадал
всюду – в еду, в воду, в постель…
Мать Ивана – худая и строгая Эльза – не выдержала этой жизни
и умерла. Маленького Ваню взял к себе сосед, старый ювелир.
Он-то и научил, мальчика всем премудростям этого древнего и
благородного мастерства.
– Здорово, Парфеныч, – проговорил Леня, услышав в
трубке низкий хрипловатый голос старика, выполнявшего при ювелире сложные и
многообразные функции, от телохранителя до повара и няньки, – хозяин дома?
– Ты, что ли, Леонид? – осведомился Парфеныч и
хмыкнул: – Шутишь, да? Знаешь ведь, что он уж сколько лет из дома не выходит!
Иван Францевич действительно много лет не покидал свою
квартиру, принимая на дому всех своих немногочисленных клиентов. И клиенты,
даже самые важные, мирились с такими правилами, потому что Иван Францевич был
один, единственный и неповторимый.
– Иван Францевич, – начал Леня, как только
Парфеныч передал телефонную трубку хозяину, – надеюсь, ваше здоровье, как
всегда, в абсолютном порядке?
Что мне сделается, Ленечка, – хмыкнул ювелир, –
живу я спокойно, волнений избегаю, в еде и питье умерен. Даже пагубное
воздействие отвратительного петербургского климата свел до минимума. Так что –
спасибо, я здоров. Но ведь вы позвонили мне не только для того, чтобы узнать
эти волнующие подробности?
– Нет, конечно, – усмехнулся Маркиз, – Иван
Францевич, как обычно, мне нужна ваша консультация!
– Вы ведь знаете, дорогой мой, что я не могу вам
отказать! Хотя бы в память нашего общего покойного друга Аскольда… я уж не,
говорю о том, что вы мне тоже симпатичны.
Когда-то Миллер дружил с неким Аскольдом, другом и учителем
Маркиза, в честь которого Леня дал имя своему коту.
– Так я приеду к вам примерно через час!
– Сделайте одолжение!
* * *
Дверь квартиры Ивана Францевича напоминала сейф в солидном
банковском хранилище. Массивная, из сплошной стальной плиты, оснащенная
специальным сейфовым замком, изготовленным на заказ в известной швейцарской
фирме, она должна была отпугнуть любого грабителя. Леня остановился перед
глазком телекамеры и нажал на кнопку звонка.
– Вижу, вижу! – раздался из динамика голос
Парфеныча.
Негромко загудел электромотор, и дверь медленно открылась.
Телохранитель ювелира окинул Леню пристальным
профессиональным взглядом. Никто не знал, сколько Парфенычу лет – может быть,
шестьдесят, а может быть, больше семидесяти. Но его грубо вылепленное,
изрезанное шрамами и морщинами лицо, длинные, как у гориллы, руки и вся фигура,
массивная и мощная, производили на свежего человека неизгладимое впечатление.
Вряд ли бы нашелся смельчак, который рискнул вступить с Парфенычем в
единоборство.
Кроме того, рядом с телохранителем молча и неподвижно стоял
огромный пес – кавказская овчарка по имени Шторм.
– Портфель открой, – потребовал Парфеныч.
– Да вы же меня знаете как облупленного… – начал Леня,
но Шторм, не издав ни звука, слегка обнажил огромные желтоватые клыки.
Леня не решился продолжить дискуссию и послушно расстегнул
застежки портфеля.
– Проходи, Леонид, – разрешил Парфеныч,
ознакомившись с содержимым и закрывая за Маркизом дверь, – хозяин в
кабинете, дорогу ты знаешь!
Леня кивнул и под внимательными взглядами телохранителя и
его собаки двинулся вперед по длинному полутемному коридору.
На его взгляд, квартира Миллера была чересчур заставлена
старой массивной мебелью, чересчур захламлена и совершенно несовременна. Но
Иван Францевич и сам был человеком несовременным, так что обстановка вполне ему
соответствовала.
