Коляша сделал какое-то странное телодвижение:
не то палец к губам приложить собрался, не то кулаком погрозил. Это насторожило
Родиона. На всякий случай он сделал вид, что не заметил сигналов приятеля, и
небрежно ответил:
– Начальник отдела, Васильев его фамилия.
– Васильев?! – переспросила Ольга
Михайловна, и губы ее начали складываться в слабую, но язвительную
усмешку. – Вам это ничего не напоминает, Николай Николаевич? – тихо
молвила она, и Родион с изумлением увидел, что лицо Мыльникова вдруг вспыхнуло.
– Не понимаю, о чем вы, – с досадой отозвался
он. – Прошу вас, Ольга Михайловна, поторопитесь.
– Торопиться? – Она тихо
хохотнула. – Это куда же? Зачем? Чтобы не мешать вашей встрече с
начальником отдела? А я бы с радостью на ней поприсутствовала. Чтобы высказать
ему свою благодарность. Помнится, один раз его неожиданный приход спас меня от
ваших… домогательств. И, кажется, спасет сейчас, да?
Родион только что рот не открыл, наблюдая за
этим стремительным превращением полуживой жертвы в воительницу. Хотелось бы ему
понять, о чем идет речь… А впрочем, он, кажется, припоминает. Коляша упоминал о
«мегере», которая оклеветала его перед Васильевым, а тот ее почему-то отпустил.
«Мегера» – вот она, налицо. И, судя по ее издевкам и откровенному беспокойству
Коляши, дело в прошлый раз обстояло не совсем так, как он описывал. Да, весьма
любопытно было бы посмотреть на встречу «мегеры» и Михаила Ивановича Васильева,
но не следует забывать, что появление заболевшего начальника отдела на работе
существует только в разнузданном воображении Родиона. И надо спешить, пока
время работает на его выдумку, а не против нее.
– Это почему он вас спасет? – окрысился
Мыльников.
– Да потому, что я знаю и вы отлично знаете:
вся эта история со взяткой – выдумка чистой воды. Вернее, грязной.
Сверкание Коляшиных глаз открыло Родиону все,
что он хотел знать. Если бы Еремеева была виновата, Колька ее ни за какие
коврижки не отпустил бы! Однако эта рисковая дама доболтается до того, что
Мыльников и впрямь ее не отпустит.
Родион неторопливо подошел к сейфу и снял с
него горшок с традесканцией. Неся ее на вытянутых руках, прошествовал к стулу,
на котором сидела Еремеева, заслонив ее собой от Коляши. Водрузил горшок в
кашпо и, сделав вид, что стряхивает с ее плеча упавший листок, шепнул:
– Уходите немедленно!
Она глянула на него дикими глазами и уже
приоткрыла рот, чтобы ответить… У Родиона даже дух занялся, когда он
представил, что эта языкастая особа и его втянет в перепалку, но она внезапно
вскочила и ринулась вон из кабинета, словно спасалась бегством. Слава богу, до
нее хоть что-то дошло!
Как только захлопнулась дверь, Коляша негромко
выматерился – негромко, но очень затейливо, с нескрываемой ненавистью.
– Думать надо было, Колька, – покачал
головой Родион. – Думать! Раньше. Прежде чем сговорился с этой Зыряновой.
Она тебе кто? Родня? Соседка?
– Да нет, просто давалка, – рассеянно
ответил Мыльников и вдруг, спохватившись, залился кирпично-красным
румянцем. – Какого черта?! Ты о чем? С кем я сговорился?
– Все твои хитрости, Коля, шиты толстыми
белыми нитками, – не без грусти пояснил Родион. – Причем очень
большими стежками. За каким чертом ты влез в это дело? Надо думать, не из-за
пятисот рублей.
Краски на Колином лице менялись быстрее, чем
огни на светофоре. Теперь он просто-таки позеленел. Было видно, как ему
хотелось все отрицать, но вдруг он безнадежно махнул рукой:
– А, ч-черт! Наташка эта подрабатывает в
ночном клубе «Гей, славяне!». Слышал про такой? Там «голубые» собираются.
– Но «голубых» вроде бы девки не
интересуют? – несколько растерянно перебил его Родион.
– Да она официанткой там, не подумай чего-то.
В том клубе главный менеджер – редкостный лепила, налоги с него слупить – это
застрелиться, ну, Наташка на него мне стучит. Мы тут задумали клевую операцию в
этом «Гей, славяне!», сейчас как раз обкашливаем это дело. Чтоб ты знал,
Наташка совсем даже не дура. Мне без нее на этом этапе как без рук. Ну и когда
она попросила прижать одну стерву-преподавательницу… Мало того, что давит
студентов, продыху им не дает, так еще и клеится к парню, который ей в сыновья
годится. А на того парня Наташка глаз положила, прямо на стенку из-за него
лезет. Что характерно, он тоже таскается в «Гей, славяне!». А Наташка
переживает, что он совсем свяжется с «голубыми». Говорит, если бы удалось его
захомутать, он бы остепенился.
– Что-то я не понял, – нахмурился
Родион. – Так Еремеева к нему клеится или он клеится к «голубым»?
Наверное, одно исключает другое?
– Да он типа бисексуал, – с отвращением
махнул рукой Коля. – С эдиповым, видать, комплексом, в том смысле, что
нравятся ему дамы постарше. Наш пострел везде поспел, понял? Короче, Наташка
думала его от Еремеевой с помощью дела о взятке отвлечь, лажануть ее в его
глазах, а потом мы бы дали по мордасам всем этим геям. Как славянам, так и
другой национальности, ну и Дениске этому некуда было бы податься, только…
– Только в Наташкину койку, – задумчиво
договорил Родион. – Здорово придумано. Слушай, Коль, а тебя совсем не
смущало, что женщина эта ни в чем не виновата – с точки зрения закона?
– Да ты сдурел? – с искренним изумлением
уставился на него Мыльников. – Она же преподавательница. А ты видел
преподавателя, который сейчас не берет? Вообще, где ты видел людей, которые не
берут? Только одни попадаются, другие – нет.
– Ну зачем же так обобщать? – пожал плечами
Родион. – Я не беру. Да и ты, насколько мне известно. Хотя как сказать!
Ляпкин-Тяпкин брал взятки борзыми щенками, ты – «голубыми», сданными в кутузку…
Коляша как-то конфузливо пожал плечами:
– Работа требует жертв. Ну ладно, закроем этот
щекотливый вопрос. Ушла твоя Еремеева живая и невредимая. Повезло ей, что
Васильев… Слушай, кстати, а где Васильев? Почему не идет? Уже, наверное,
полчаса прошло! Ты ничего не перепутал?
– Может, и перепутал, – покладисто кивнул
Родион, открывая дверь в коридор. И, уже захлопывая ее, добавил: – Может, это
вовсе не Васильев был, а?
Прощального напутствия Мыльникова он
дожидаться не стал.
