Короче говоря, в ту минуту Симагин вдруг
ослабел на голову и начал думать черт знает о чем, только не о деле. На всякую
чушь тратил мозги, вместо того чтобы напрячь их и сообразить: не просто так
старушки вдруг разохались насчет нового жилья милой Надежды Сергеевны! Они ведь
прямо и открыто сообщили этой зачуханной Валентине Абдрашитовой, где ей можно
разыскать соперницу, разлучницу и похитительницу чужого добра. Они мигом
просекли, что скандальчик может иметь продолжение, и мысленно потирали свои
иссохшие от старости ручонки, предвкушая грозящие милой Надежде Сергеевне
неприятности. Симагин просто поверить не мог, что Валентина Абдрашитова возьмет
да и потащится на Калининскую: разыскивать Надежду и выяснять с ней отношения.
К чести (ха-ха!) Симагина, следует сказать,
что после того как он простился с измученной, заплаканной, совершенно убитой
морально женщиной, посадив оную на трамвай, который должен был без пересадок
довезти ее до вокзала, на секунду он почувствовал что-то вроде беспокойства.
Вообще-то следовало бы, подумал он тогда, посадить Валентину не только в
трамвай, но и прямиком на поезд и отправить в Нижний Новгород или из какой еще
там дыры она вдруг вылезла? И он, хотя и опасался в разгар рабочего дня
обеспокоить Хозяйку, все же набрался храбрости и позвонил ей.
Родион Заславский
Январь 2001 года, Нижний Новгород
– Вниманию встречающих! Скорый поезд
сообщением Северо-Луцк – Нижний Новгород прибывает на шестую платформу. Выход в
город через тоннели. Будьте осторожны, уважаемые пассажиры, не переходите
железнодорожные пути, пользуйтесь подземными переходами. Повторяю!.. –
закричал над головой женский голос, и Родион вздрогнул, огляделся.
Вот те на! Да это же вокзал – Московский
вокзал с его толчеей и людской неразберихой. Как он здесь очутился? Неужели сел
не на ту маршрутку? Все-таки глубокое впечатление произвело на него участие в
Колиных игрищах! Дурость какая… Чтоб он еще хоть раз откликнулся на призыв
дружка? Да никогда в жизни! И такое впечатление, что Коляшка тоже крепко
обиделся на строптивого правдолюбца, который не понимал даже самых невинных
милицейских шуток. Расстались они после обмена словесными ударами: крепкими,
словно тумаки, со стороны Мыльникова и отточенно-ядовитыми – со стороны
Родиона. И хоть уходил он внешне спокойным, все же впечатление оказалось куда
глубже, чем Родион показал Коляше. Вот как в тумане притащился на вокзал…
Теперь возвращайся на площадь Свободы! А она, интересно, она, эта Ольга
Михайловна Еремеева, уже добралась домой? Родион думал, что еще успеет
перехватить ее на остановке и извиниться за друга (самому Коляше это в жизни бы
не пришло в голову!), но она исчезла так стремительно, словно схватила такси
прямо у дверей РОВД. А может, так оно и было.
– На такси поедем? – вдруг спросил его
мужик в серой куртке и низко надвинутой на лоб потертой шапке из ханурика.
Родион даже усмехнулся от неожиданности. В самом деле, не сесть ли на такси,
чтобы уж наверняка попасть домой? А то опять заедет куда-нибудь на Станкозавод!
Он знал за собой эту особенность, которую
любил скромно называть гениальной рассеянностью: задуматься до такой степени,
что вообще перестать соображать, где находится, и заехать в какие-нибудь места,
из которых потом буквально не выбраться. Однажды, обдумывая, как и кому дать на
лапу в «Полиграфе», чтобы снизить стоимость производственных расходов, он таким
образом заехал аж в центр Сормова. Тоже сел на другую маршрутку. Но та поездка
все-таки принесла практическую пользу, ибо Родион отлично обдумал план
действий, вычислил подходящего человека и с ним не пролетел: цена на экземпляр
была снижена процентов на сорок! А всего-то пришлось – сначала написать в
калькуляции тираж двадцать тысяч, а не реальные пять. Как известно, чем больше
тираж, тем ниже цена одного экземпляра печатной продукции. Потом, когда дошло
дело до отправки диапозитивов в типографию, Родион приложил письмо, уточняющее
тираж. И сделал предоплату именно за эти пять тысяч. Конечно, бумага и картон
именно в это время резко вздорожали, однако книжка все равно получилась
баснословно дешевой и дала кое-какую прибыль.
– На такси поедем? – назойливо, словно
говорящий попугай, повторил мужик в ханурике. И Родион машинально покачал
головой, думая о том, что та удача в «Полиграфе» все же не принесла ему, как
принято выражаться, счастья: его бывшим компаньонам Пилюгиным уже все было по
фигу, они твердо решили расстаться с этим чудиком, который никак не понимает
коммерческой выгоды издания «Словаря русской фени» и «Энциклопедии
изнасилований», а лепит какие-то нерентабельные «Словарь русских суеверий»,
«Словарь русской мистики» и прочую интеллигентскую чушь, – и
расстались-таки, но поставили его в известность о своем решении не раньше, чем
перевели на счет своего нового, недавно зарегистрированного частного
предприятия все двадцать тысяч, пришедших из области в оплату за новые поставки
книг. То есть Родиона кинули, причем качественно словоохотливый Виталя Пилюгин
ему было убедительно доказал, что кинут он совершенно по заслугам, ибо вклад
его в работу издательства «Славяне» попросту никакой, а на самом деле всю
работу по производству книг, изданию, размену и продаже вез и везет Виталя
совместно со своей супругой Люсей.
Люся Пилюгина сидела тут же, тяжело глядя на
ошарашенного Родиона темными глазами и, по своему обыкновению, поджав тонкие
губы до такой степени, что чудилось, будто рта у нее вовсе нет. Она разомкнула
губы один-единственный раз – для того, чтобы небрежно бросить:
– Да кому нужны твои словари!
Это было ответом на его робкую реплику: мол,
он потому не ездил в Москву разменивать книжки и потому не обзванивал областные
книготорговые организации, выбивая деньги из должников, что всецело был занят
составлением словарей!.. Ну и получил от дорогой Люси:
– Да кому нужны твои словари!..
Он не сдержался и ответил ей в тоне, которым
разговаривать с дамой, даже если это не настоящая дама, а всего лишь Люся
Пилюгина, совершенно непозволительно. Люсино лицо приняло оскорбленное
выражение, губы вообще исчезли как класс. Виталя увидел это и понял, что
обидеться следует и ему (сам-то он был из тех, о ком говорят: «Плюнь в глаза –
скажет божья роса!»). Началось перечисление взаимных грехов и застарелых обид,
которое завершилось полной и окончательной ликвидацией издательско-торговой
фирмы «Славяне». После этого разговора Родион вот точно так же сел не на тот
троллейбус и заехал аж в Верхние Печоры, очухавшись на конечной остановке,
находившейся на каком-то пустыре. Этот пустырь показался тогда Родиону неким
символом его новой жизни: ведь он остался натурально на пустом месте, с пустым
карманом.
