– Вниманию встречающих! – снова закричали
из динамика. – Скорый поезд сообщением Северо-Луцк – Нижний Новгород
прибыл на шестую платформу. Выход в город через тоннели. Повторяю!..
«Северо-Луцк… – отозвалось в сознании
Родиона. – Мне кажется или Валентина в самом деле говорила, будто ее муж
умер в Северо-Луцке? Не на похороны ли она ездила? Нет, последний раз мы с ней
говорили больше месяца назад, а он уже тогда был мертв. Может, на сорок дней?
Или просто так помянуть? Кто ж ее так разукрасил?»
Он покосился на свою спутницу. Из открытого
левого глаза Валентины катились одна за другой слезы. Правый все так же
прятался в распухшей щеке. Родион поморщился, увидев рассеченный угол рта.
– Валечка, что случилось? – спросил он
тихонько, обнимая женщину за плечо. – Ты в Северо-Луцк, что ли, ездила?
Зачем?
Валентина ответила не сразу, Родион уже устал
ждать, пока она разлепит спекшиеся губы и совладает с хриплым, севшим от слез,
каким-то незнакомым ему голосом:
– В права наследства вступать.
– Какого наследства? – пробормотал
Родион, не вполне поверивший ушам. Какое наследство могло остаться после нищего
мужа, который даже алиментов на детей никогда не присылал?
– Квартира у Алима осталась в центре
Северо-Луцка, трехкомнатная, на третьем этаже, – прежним неживым голосом
вымолвила Валентина.
Ничего себе – нищий муж! Что-то тут не так…
Родиона вовсю подмывало спросить, как там с правами наследства, но не надо быть
семи пядей во лбу, чтобы понять: вступление сие для Валентины закончилось не
очень здорово. Может, в той квартире жили еще несколько бомжей, может, это была
такая бомжеватая коммуналка? И бывшие соседи Алима Абдрашитова предъявили свои
права? Не они ли так изукрасили Валентину в борьбе за эти самые права?
Ладно, захочет она рассказать – расскажет. А
пока главное – довезти ее до дому, успокоить. Когда женщина на грани истерики,
лучше не напоминать о причинах, которые ее к этой грани подвели, мудро рассудил
Родион и только собрался было уточнить у Валентины ее собственный адрес, как
вдруг «таксист» сбросил скорость и, обернувшись к пассажирам, с любопытством
спросил:
– Так вы наследство получили или как?
Валентина посмотрела на него единственным
зрячим левым глазом, несколько раз сглотнула, словно давилась словами, а потом
вдруг выкрикнула:
– Нет! Не получила! Надька меня убила, Надька!
Сперва Алима, а потом меня!
И вслед за этим Валентина вдруг начала
заваливаться на спинку сиденья, закатывать глаз и хрипеть так, словно и впрямь
была убита, вернее – смертельно ранена, а теперь собралась умереть. Вот здесь,
в такси, на руках у Родиона и на глазах у чрезмерно любопытного «таксиста»…
Валентина Абдрашитова
Январь 2001 года, Северо-Луцк
Валентина сразу поняла, что Надежду
предупредили о ее прибытии. Конечно, жирненький, похожий на старого поросенка
(именно не на заматерелого кабана, а на преждевременно состарившегося порося,
еще нежно-розового, но уже изрядно морщинистого) участковый непременно должен
был ее предупредить! Валентина даже удивлялась, как этот дядька отпустил ее без
охраны, не сопроводил до вокзала под конвоем и не затолкал в поезд. Впрочем,
даже если бы он все же ее отправил на поезде и стоял при отправлении на
перроне, держа руку на кобуре, Валентина бы все равно сошла на ближней станции
и вернулась в Северо-Луцк. Она ведь не только ради наследства Алима сюда ехала.
Она ехала посмотреть на Надьку.
Черт знает что случилось с сердцем Валентины,
когда Васька Крутиков про эту самую Надьку упомянул! Неужели она допускала, что
все минувшие годы Алим не имел при себе бабы? Он ведь всегда, всю жизнь был
непревзойденным юбочником, еще когда женихались с Валентиной, вечно в самые
неподходящие минуты возникали какие-то заплаканные девчонки и проклинали
изменщика Алимку, который разбил им сердца своими жуликоватыми миндалевидными
глазками, обольстил сладкими речами, а теперь гуляет с другой. Поматросил,
словом, и бросил. Да и потом, когда уже вместе жили, нет-нет да и раздавались в
квартире странные звонки, причем если трубку брала Валентина, никто не отвечал,
а если Алим – отвечали. И он все чаще задерживался на работе, выдумывая
какие-то дурацкие объяснения, начал попивать, потом пить очень крепко и работу
бросил, ну а уж когда его бабенки – все сплошь с белыми крашеными волосами
(Алим, как и многие восточные джентльмены, стабильно предпочитал блондинок) –
начали появляться в квартире (скажем, приходит Валентина с работы, детей из
садика тащит, да еще вся сумками обвешана, а муженек сидит за столом в парадной
комнате с какой-нибудь в дымину пьяной беловолосой шлюхой и квасит почем зря
«коньяк-бормотель»), – ну, тут уж она не выдержала и просто выгнала Алима.
Причем у нее создалось впечатление, будто он только этого и ждал.
Валентина потом локти себе кусала, но она
слишком гордая была, чтобы признаться даже себе самой в тоске по мужу. Когда
Алим исчез из Нижнего, ей просто ничего не оставалось делать, кроме как
убеждать себя: мол, уехал, потому что знал – жена не простит, и бомжует от
тоски, а если и появляются рядом с ним бабы, то какие-нибудь синявки, давалки
подзаборные, а приличные женщины его за семь дворов обходят. И вдруг узнать,
что любовница мужа была первая красавица Северо-Луцка, причем не из тех, что ко
всем добры, а истинная Снежная королева…
Васька, конечно, уверял, что эта самая Снежная
королева прежде охотно таяла в мужских объятиях, и чем больше платили, чем
жарче таяла, однако ведь и Алим едва вконец не спился, прежде чем свалились на
него большие и дурные деньги. Это уже потом он крепко завязал: то ли зашился,
то ли закодировался, то ли у колдуна побывал, это уже потом стал совсем другим
человеком – когда появилось на что кодироваться и зашиваться. Это самое «на
что» было полторы сотни тысяч баксов в рублевом эквиваленте, привезенных
каким-то татарским земляком (Алим был родом из Казани) в двух больших клетчатых
сумках, с которыми объездили полмира российские «челноки».
