Сначала «свои» менты тайком приносят в камеру
гитарную струну. Ее очень долго затачивают на кусочке стекла (сутки, а то и
больше), потом доводят на терке от коробка спичек до острия иглы. Затем берется
говнодав (пардон, имеется в виду башмак, элементарный башмак, в каких ходят на
зоне), от каблука отрезается небольшой кусок резины. Ее поджигают и коптят
какую-нибудь гладкую металлическую поверхность, ну, ложку, к примеру.
Получается, стало быть, копоть. Затем надо нагреть немного воды… Это, между
прочим, только сказать просто: «Воды нагреть». А где ты ее возьмешь, если воду
дают только утром на 30 минут? Но всякий уважающий себя зэк воды добудет.
Заткнет чем-нибудь раковину и запасется. А потом костерок разведет на бумажных
катышках (хорошо горят страницы из Библии, а Библию сейчас в каждой камере
имеют, и не одну), согреет воды в кружечке, там разведет копоть – готова
жженка. Это, конечно, вам не красочка «Tatto Costum Supples» или «MB
Cosmetiks», но держится гораздо лучше, чем спиртовая тушь.
Чтобы игла держала краску, на нее наматывают
коконом тоненькую ниточку из распущенных капроновых носков. Кстати сказать,
тюремные мастаки делают из таких разноцветных ниточек великолепные оплетки на
рукояти ножичков, к примеру, на карандаши, на ручки. Там такие сюжеты! И море с
парусником, и кладбище с крестами и плакучими березками, и любовные истории, и
лютики-цветочки, конечно. Был у Гоши такой приятель – Ваня Рула, ну, великий
художник по этому делу, по оплетке! Пальчики у него были огромадные,
толстенные, однако весьма проворные. С другой стороны, когда от хронического
безбабья по нескольку раз в день душишь гуся за шейку – небось обретут пальчики
ловкость…
О чем это мы? Ах да, – держалка для
краски из ниточек. А еще этот кокон является ступором, чтобы игла глубоко в
кожу не вонзалась. И вот теперь, когда все готово, рисуется на теле ручкой или
химическим карандашом будущий сюжет и начинается рок-н-ролл – сам процесс
татуировки. Идет настолько сплошной поток народу, что не успеваешь отличать
кидалу от медвежатника, блатного от шерстяного, щипача от убийцы… И у каждой
масти были свои татуировки. По их обилию и качеству определялся в тюремном мире
человек. Парусник – символ пиратства, то есть перед тобой грабитель. Орел с
ягненком в когтях – душу он держит, то есть убийца перед тобой. Буквы писали –
например, ЗЛО, и это расшифровывалось следующим образом: «отец любимый Завещал
Легавым Отомстить». Или ТУЗ – «Тюрьма Уже Знакома». Многие по глупости
долбились чем попало: кресты на них, фигуры скелета – смерти, монастыри чуть ли
не с пятнадцатью куполами, что означает пятнадцать ходок, а сам – салажонок!
Сразу видно – загнул по незнанию. И все равно – татуировка там была
своеобразной визитной карточкой. Поглядишь – и сразу понимаешь, с кем имеешь
дело. В этом смысле там жить проще.
Егор частенько жалел потом, что на воле люди
не понимают великого значения татуировки как опознавательного знака. Поглядишь
– и сразу видишь, кто перед тобой. И не надо ломать голову, пытаясь понять, что
за тип этот Родион. Что именно он замыслил – он и его ясноглазая подружка, как
две капли воды похожая на Надюшку Гуляеву…
Василий Крутиков
Апрель 2001 года, Нижний Новгород
Вообще, время встречи, назначенное Русланом,
показалось Ваське самым дурацким: в девять уже довольно темно, что там можно
осмотреть в такую пору? Можно было бы повидаться прямо сейчас, днем, ну а
время, оставшееся до вечера, провести, к примеру, «У Ганса» – в новой и
довольно дорогой пивнушке в хорошем немецком стиле – до того хорошем, что там
официантки все, как одна, были сущие Гретхен, а музыка играла «Хорста Весселя»
и «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес». С другой стороны, что там особенно
осматривать? Скандальный клуб арендовал бывшую студенческую столовку,
пристроенную к общежитию Строительной академии (в Нижнем Новгороде, куда ни плюнь,
непременно в академию попадешь!). Кругом однообразные высотки да
асфальтированные дворы. Никакого пейзажа, место довольно унылое. И не очень
надежное – в том смысле, что рано или поздно народный нравственный потенциал
проснется, исполненный сил, и с шумом, треском и криками: «Гей, славяне!»
попрет вышеназванных геев подальше от невинных студентиков. Васька на миг
приуныл, потому что будущее место его работы грозило накрыться большим медным
тазом, однако тотчас рассудил, что Надежда, понятно, не здание хочет купить, а
само дело. Впрочем, что на пальцах гадать? Вечером все прояснится.
Он еще немножко посидел перед телевизором, но
даже «Формула-1» не производила сегодня большого впечатления. С трудом дождался
конца ужина и упокоения Томки перед голубым экраном и начал собираться,
готовясь к выходу в большой свет.
А также к путешествию, которое едва не стало
безвозвратным.
Надобно сказать, что Василий Васильевич
Крутиков богатырским сложением никогда не отличался. На службе у Алима
приходилось ему вертеться, как той белке в ее пресловутом колесе, а потому он
был скорее тощий, чем толстый. Однако при спокойной домашней жизни,
откормленный любящей, все простившей женушкой, которая и вообще была кулинарка
отменная, а на радостях сама себя превзошла, он за эти четыре месяца хорошенько
прибавил в весе и сделался не то чтобы совсем уж жиртрест, но, что называется,
плечист в желудке. Попросту сказать, выперло у него преизрядное пузцо. Васька
хмурился, глядя на себя в зеркало, однако подсесть на диету или чуточку подкачать
пресс у него пока не было ни силенок, ни вдохновения, поэтому с каждым днем
пузико его нависало над ремнем все шибче. И вот сейчас, снова поглядевшись в
зеркало, Васька даже малость приуныл от такого зрелища. Руслан-то всегда был
поджарый, словно гончий пес! Как-то неохота представать перед ним в недостойном
облике…
И тут Васька вспомнил про знаменитый пояс для
тяжелоатлетов, доставшийся ему в наследство от незабвенного дружка Алима
Минибаевича. Это была полоска тугой воловьей кожи сантиметров в двадцать
шириной с тремя пряжками – некое подобие корсетов, в которые в стародавние
времена затягивались хрупкие барышни, чтобы сделать свои талии подобными
осиной. Хрупкой барышней Васька Крутиков себя никогда, даже в самом страшном
сне, не считал, да и осиная талия была ему без надобности, однако Алимкино
наследство могло отлично подправить фигуру, а потому он застегнул пряжки чуть
не на последние дырочки, надел черный свитер, облегающий торс, черные джинсы и
черный кожан сверху.
