Глянул в зеркало – и остался доволен. Хоть
Томка и твердит, что в определенном возрасте черный цвет просто смертелен, но
это касается исключительно баб-с. А мужчинам, в частности Василию Крутикову,
черный цвет придавал этакую мрачную крутизну. Курточка кожаная чуть достигает
талии, которая благодаря борцовскому поясу приобрела очень скульптурный вид. И
тугие джинсы классно обтягивают задницу, которая, по мнению Томки (разделяемому
и Розой, и другими знакомыми Василию барышнями), имела очень сексуальный вид.
«Как бы не начали геи приставать!» – хмыкнул он, чрезвычайно довольный собой,
и, бросив Томке: «Пойду пройдусь!» – вышел прежде, чем она оторвалась от
некогда голубого, а теперь залитого кровью двух несчастных влюбленных экрана.
Объясняться с женой не хотелось, и Васька
просто молился, чтобы лифт подошел как можно скорее. Ан нет, не повезло:
кнопочка не засветилась, а за пластиковыми, непотребно изрисованными дверцами
не раздалось знакомого утробного рычания. Лифт, значит, не работал.
Невелика беда – Василий жил на четвертом
этаже, чай, не сотрет ноги, спустившись пешком. Кстати, он каждый день
собирался начать ходить пешком вверх-вниз, просто ради моциона, однако лестница
в их доме (и во многих таких же кирпичных нижегородских высотках) была
сооружена чрезвычайно кретинским образом. Раньше это называлось «черный ход».
На площадке каждого этажа надо было выйти на открытый балкон и только потом
снова войти в подъезд, на следующий пролет. Это мельтешение на балконах и на
темной, уединенной лестнице всем не нравилось, а потому даже жильцы второго
этажа ездили на лифте, из-за чего верхним жильцам порой приходилось ждать его
чуть не по четверти часа. Но сейчас Ваське просто нечего было делать, кроме как
идти по черной лестнице. Он проворно замелькал с балкончика на лестницу, снова
на балкончик, снова на лестницу и вскоре уже стоял перед дверью первого этажа,
через которую мог попасть на улицу. Толкнулся в нее – и невольно выругался:
дверь была заперта. Что за хреновина? А, ну да, на нее ведь тоже присобачили
кодовый замок, чтобы всякая бомжа не отиралась в подъезде. Но отчего же этот
замок не отпирается изнутри? Заело, что ли? Дверь, конечно, не дверь, а сущие
сопли из ДВП, посильнее стукни – и выйдешь наружу, но потом ведь писку
соседского не оберешься.
Васька стоял, то пожимая плечами, то пытаясь
сладить с заклинившей ручкой замка, как вдруг услышал за стеной знакомое
дребезжащее гудение. А, понятно, заработал лифт. Значит, ничего ломать не
придется. Сейчас он поднимется на площадку второго этажа, сядет в лифт и
спустится в парадный подъезд.
Чушь, конечно. Издержки социалистического
строительства!
Васька поднялся наверх, вышел, само собой, на
балкончик (на улице уже совсем стемнело), толкнулся на площадку второго этажа –
и втихомолку выругался. Там тоже стоял кодовый замок! Полная бредятина. То есть
придется подниматься по черной лестнице на третий этаж. А если и там кодовый
замок, то на четвертый – туда, откуда пришел.
Васька опять помянул нехорошим словом
окружающую демократическую действительность, которая довела народ до полного
предела плюрализма и вынудила его понатыкать замки где надо и где не надо, и
толкнулся в другую дверь, ведущую на лестницу.
За приоткрывшейся створкой мелькнула чья-то
фигура. Василий было посторонился, чтобы не столкнуться с человеком, который,
судя по всему, его видеть не видел и пер как танк, но в то же мгновение чья-то
рука просунулась в дверь, сгребла Ваську за грудки, рывком втащила его в
подъезд, а в следующее мгновение он почувствовал сильный удар под правое ребро,
от которого его аж развернуло, вынудило спуститься ступеньки на две и прижаться
спиной к стене.
На черной лестнице было темно, он ничего не
видел, да и удар этот был из тех, что отнимают дыхание и от которых еще пуще
смеркается в глазах. К тому же его вдруг достала острая боль в груди, и Васька,
качнувшись, внезапно осознал, что его не просто ударили – пырнули ножом. Нож
скользнул по ремню, поэтому Васька не убит наповал, а только ранен, но сейчас
нападающий поймет свою оплошность и нанесет другой удар. На сей раз он вряд ли
промахнется!
Васька не думал, не рассуждал – за него думало
и рассуждало раненое тело. На подгибающихся ногах он ринулся вниз, на первый
этаж, слыша за спиной пробежку убийцы. Чудилось, слуха его достиг ехидный
хохоток – преследователь знал, что нижняя дверь заперта. Не сам ли он запер ее,
не сам ли он отключил на какое-то время лифт, чтобы поймать Ваську в ловушку?
Господи, куда же он бежит, дурак, ведь дверь и
в самом деле закрыта!
Заносясь на лестничных пролетах, еле
удерживаясь за погнутые, шаткие перила, Васька не сбежал, а скатился по
ступенькам, в два прыжка одолел площадку первого этажа и головой вперед, как в
воду, ринулся в скользкую, грязную, холодную ДВП, вышибив середину двери с
такой силой, что вылетел на крыльцо как торпеда. Чудом удержался на ногах и,
превозмогая боль в голове, колотье в боку, туман в глазах, слабость в ногах,
помчался по двору с той же скоростью, с какой Шумахер выходит на финишную
прямую. Он вылетел на трассу и побежал по обочине, хромая, метнулся в соседний
двор, оглянулся – около родного подъезда было пусто. Наверное, убийца затаился
около двери. Ну не дурак же он, чтобы выскакивать на улицу и показывать себя не
добитому им человеку!
Васька привалился к стене соседнего дома –
слабость скрутила до тошноты. Кто там прячется в темноте? Неизвестный? А может
быть, это Руслан? Может быть, Васька чуть не погиб из-за собственной жадности и
глупости?
Черт, как больно, как худо, как мутит!.. Не
хватает тут грянуться без памяти. Чтобы этот неизвестный вышел и добил его –
спокойно и расчетливо.
Усилием воли Васька попытался прогнать муть,
которая все плотнее заволакивала сознание. Так, надо прежде всего остановить
кровь, перевязать рану. Где это сделать? Домой нельзя. Во-первых, в подъезде
прячется этот гад, во-вторых, лучше быть убитым вот здесь, во дворе, одному,
чем подвергнуть опасности жену и девчонок. Надо где-то укрыться, как можно
скорее, но где?
Ну, он что-то совсем поплохел, если не может
сообразить такой простой вещи. Этот дом, к стене которого он прижимается, это
же Валентинин дом! Валентины Абдрашитовой, жены Алима!
Васька сделал невероятный рывок, вбежал в
подъезд. Какое счастье – очутиться в нормальной панельной пятиэтажке, без
всяких тебе кодовых замков и лифтов, без всяких черных лестниц и балкончиков,
на которых таятся убийцы!
Васька взобрался по лестнице, трясясь от
всякого постороннего шума. Как-то холодно ему стало, и ног он не чувствовал,
хоть ранен – это он точно помнил – был в грудь, вернее, в бок. Третий этаж,
знакомая дверь. Кнопка звонка. Треньканье – далекое такое, словно бы сквозь вату.
Щелканье замка, испуганный возглас:
– Вася? Что с тобой?!
Васька повалился вперед, на этот голос.
Услышал, как Валентина панически вскрикнула:
– Родион Петрович! Помогите!
