– В апреле – мае, – шепнула она. –
Вы понимаете?
Он быстро кивнул и успел еще прошептать в
ответ:
– Серега что-то знает! – как доктор с
огорченным лицом повернулся к ним:
– Не напасешься на этого оболтуса! Моя
фельдшерица на больничном уже месяц, так Серега у нас тут подвизается. Сколько
бутылок перебил, ужас! Иди двор подметай, это для твоих крючьев самое
подходящее занятие!
Серега отправился в ссылку с такой
готовностью, что у Родиона возникло невольное сомнение, а не раскокал ли он
бутылку нарочно, чтобы иметь возможность беспрепятственно сбежать.
– Извините, поскольку я не профессионал, я
тоже удалюсь, пожалуй. Ваши профессиональные ароматы, честное слово, не для
меня, – пробормотал Родион, выходя в коридорчик. Во-первых, надо было
последить за этим, безусловно, интересным мужичком, а во-вторых, его и впрямь
мутило от запаха денатурата.
Он толкнул дверь – и чуть не сбил с куцего
крыльца Серегу, который хлопал по карманам с потерянным видом человека, ищущего
вчерашний день.
– Закурить не найдется? – хрипло спросил
он, но тут же осекся при виде Родиона.
В принципе Родион не курил. Но он давно
усвоил, что лучшего способа установить контакт с незнакомым человеком, чем
угостить его куревом, просто нет. Ну, скажем, это второй лучший способ. Что
касается первого, Родион не сомневался, что дело дойдет и до него.
Он вынул портсигар, Серега мгновение
поколебался, потом протянул руку, однако тотчас отдернул ее:
– Что за сорт?
– Это не сигареты, а сигары. Да вы берите, они
неплохие, честное слово.
Родион поднес зажигалку, посмотрел на
озадаченное выражение Серегиного лица.
– Какой-то вкус такой… Черт, не пойму.
– Очень крепко? – поинтересовался Родион. –
Это с непривычки. Слыхали, что советуют знатоки? Если сигара кажется вам
слишком крепкой, смягчите ее вкус глоточком коньяку.
– Ну если только коньяку! – хохотнул
Серега, явно оценив шутку. – Оно, конечно, сейчас неплохо бы…
– Прошу. – Родион откинул полу куртки и
вынул из внутреннего кармана плоскую фляжку. Снял крышечку – она же играла роль
стаканчика. Потом отвинтил пробку. Набулькал щедро, чуть не по самый край.
Серега как завороженный смотрел на
темно-коричневую волшебную жидкость.
– «Дербент»? Или «Дагестан»? – спросил
он, принюхиваясь с видом знатока.
– «Ларсен».
– Это коньячный спирт, что ли?
– Да вы пробуйте, пробуйте, – Родион
призвал на помощь чувство юмора.
Серега принял содержимое стаканчика одним
глотком.
Родион отпил прямо из горлышка. Коньячный
спирт – он, конечно, дезинфицирует посуду, но не до такой же степени. После
Сереги стаканчик надо было промывать по меньшей мере денатуратом.
– Ну как?
– Да не понял, – пожал плечами Серега.
– Хорошо, но мало? – догадался
Родион. – Повторим? А? Давайте?
– Не откажусь.
– Ну, по второй.
Они выпили и по второй, и по третьей.
Поскольку воздержание на сей раз было в интересах Родиона, в том смысле, что он
хотел побольше оставить Сереге, он едва прикладывался к горлышку. И ругал себя
снобом, снобом, снобом… В самом деле, сейчас сошел бы и коньячный спирт, и
какая-нибудь «Рябина на коньяке». И «Денатурат на коньяке» тоже отлично пился
бы.
Наконец Родион убрал фляжку. Серега проводил
ее эйфорическим взором, а когда вновь поднял полные признательности глаза на
собутыльника (вернее, софляжника), невольно отпрянул, увидев перед собой
пятисотрублевую купюру. Родион держал ее двумя пальцами, и бумажка трепыхалась
на ветру, словно маленький флажок неизвестного, но очень счастливого и богатого
государства.
– Это… что? – сдавленно спросил Серега.
– Будем считать, что она выпала из вашего
кармана. Я хочу сказать: мы будем так считать, если вы ответите на пару моих
вопросов.
– Насчет чего? – быстро, жадно спросил
Серега.
– Насчет той собачки, которая тут у вас
содержалась в апреле месяце прошлого года.
Серега посмотрел на него глазами испуганной,
более того – невинной лани:
– Ка… какой собачки?
– Да ладно, – сердито сказал Родион,
вдруг остро вспомнивший, что этот «Ларсен» покупался в дьюти-фри, за цену
символическую, а в магазинах что в Нижнем, что в Северо-Луцке его ни за какие
деньги не сыскать, может, только за самые несусветные. – Чего пинжака
валяешь? Видно же, знаешь что-то насчет той собаки, у которой было бешенство.
Вот и скажи мне все, что знаешь. И деньги твои!
Мгновение Серега с тоской смотрел на
пятисотку, потом сунул руки в карманы с видом страдальца, проходящего последний
круг ада:
– А чего ж вы свою дамочку не спросите? Она
вам путем и ответит, что ей от той собаки нужно было да зачем. И денег никаких
платить не придется!
Егор Царев
Май 2001 года, Агадир
– Ком си ком са? – обрадовался
арабчонок. – Вери гуд! Ком цу мир, битте!
Они тут не стесняли себя знанием какого-то
одного языка – бодро шпрехали на трех сразу: на английском, французском и
немецком, причем такая неудобоваримая смесь была почему-то гораздо более
понятна всем туристам. К сожалению, в отличие от Эмиратов или Египта, великий и
могучий еще не был вполне освоен аборигенами, однако Егор вчера сам слышал, как
в сувенирной лавчонке приказчик из кожи вон лез, заманивая двух русских
дамочек:
– По-смот-реть, мадам! Про-сто так! Ха-ля-ва!
То есть Мавритания твердой поступью шла по
пути прогресса.
У самого же Егора походка была куда менее
твердой, пока его вели к высокорослому чалому коньку с длинной гривой, в
которой отчетливо проблескивали белые пряди. То ли гривы коням здесь мелировали
по мировой моде, то ли арабский скакун уже поседел от долгих лет жизни.
Егор и разочаровался (подсунули, дескать,
какого-то одра, не удастся показать себя настоящим ковбоем), и втихомолку
вздохнул с облегчением: уж с этим Пашо́й (арабчонок, тыча пальцем в
конягу, сообщил: дескать, хиз нэйм из Паша́, он как-нибудь поладит. Однако
рожа, в смысле – морда у коня была какая-то угрюмая, а когда он вдруг
оскалился, показав желтые зубы, смутное беспокойство закралось-таки в душу
Егора.
