Очень кстати Серега вспомнил также, что доктор
Никита Иваныч Карбышев имеет привычку бесследно исчезать со своего рабочего
места. Тогда на приеме оставалась одна Тамара Федоровна, а она такая копуша и
болтушка, надо или не надо, заводит пустые разговоры с больными, обожает
выслушивать истории про их любимцев, а людей ведь хлебом не корми, только дай
потрепаться, какое их Барсик, Мурзик, Мурка, Сильва, Джина, Малыш, Сайнтифик
(ей-богу, был мраморный дог с такой кликухой, Серега сам ассистировал, когда
ему купировали уши!) необыкновенное существо. Никита Иваныч появлялся не меньше
чем через полчаса с загадочным видом и блуждающим взглядом, словно после
двухсот граммов, не меньше. Однако от него не пахло ничем, кроме классической
лизоло-денатуратной смеси, и то лишь от халата, а потому версия о тайных
попойках отметалась в зародыше. И вот сейчас Серегу вдруг осенило: а что, если
доктор Карбышев бегал на свиданки к этой Снежной королеве? В тонированные
стекла джипа сколько ни заглядывай, не увидишь, кто и с кем там трудится на
заднем сиденье. А дурное дело – не хитрое, подумаешь, начать и кончить, за
полчаса вполне можно управиться, и не раз!
Запросто у них мог быть роман. Но что же
дамочке в таком случае надобно от Сереги? Уж не поссорилась ли она с
любовничком и не надумала ли попросить, чтобы он их помирил? А может быть…
Может быть, мысленно хохотнул Серега, она желает заменить доктора санитаром?
Эта мысль раззадорила его, заставила выгнуть
бровь колесом и бросить на незнакомку весьма выразительный взгляд. Но его опять
затянуло в черные пугающие омуты, и Серега малость поубавил пыла.
– Вам теперь легче? – спросила она так
равнодушно, словно поинтересовалась, сметет ветром вон тот конфетный фантик,
валяющийся на обочине, или нет. – Можете поговорить со мной?
Серега кивнул, размышляя, удобно ли допить
последнюю бутылку сейчас или все же подождать, пока она выскажется.
– Очень хорошо. – Дамочка сунула руку в
карман, а когда вновь извлекла ее, меж тонкими пальцами парусила-трепыхалась
пятисотрублевая бумажка.
– Это только начало, – сказала рыжая
дамочка, гипнотизируя Серегу. – И если вы поведете себя по-умному,
получите еще два раза по столько. А пока ответьте мне на один вопрос: это
правда, что в вашем сарае содержат собаку с подозрением на бешенство?
Какое-то мгновение Серега, завороженный
огромностью суммы, которую вполне мог получить, если «поведет себя по-умному»,
не в силах был ни говорить, ни думать. Потом в голову начали стучаться
размышления на тему, что в ее понимании значит – вести себя «по-умному». Надо
полагать, делать то, что она хочет. И для начала ответить на вопрос. Он и
ответил:
– Точно, бешеная собачка! Голову кособочит, от
воды шарахается, извращенный аппетит у нее – ну, железо, доски грызет, а
нормальной пищи брать не хочет. Скоро слюной начнет исходить, потом паралич
глотки – и все, капец. Доктор говорит, завтра или послезавтра придется ее
того-этого, на свалку истории, так сказать. Один разряд – и нету собачки, все
просто и гуманно.
– Завтра, говорите? – усмехнулась
дамочка. – Надо же, как я угадала. А теперь скажите, сколько времени
должна проболеть собака, чтобы стать смертельно опасной и заразить человека или
другое животное? Две-три недели, я читала в справочнике. Это так?
Серега кивнул.
– Хорошо, – удовлетворенно произнесла она
и выпустила из пальцев купюру. Ее непременно унесло бы ветром, да Серега
оказался гораздо проворнее.
– Ну что, поможете мне? – спросила она,
наблюдая, как он засовывает денежку в левый внутренний карман.
– А что надо делать? – заосторожничал
Серега, ощущая легкую приятную теплоту напротив сердца и прикидывая, что синица
в руке вполне стоит журавля в небе. Полторы тысячи – это сумма почти нереальная
по своей огромности. Пятьсот рублей еще как-то воспринимались: например, если
подсчитать, сколько на нее можно купить бутылок пива, или водки, или даже один
коньяк, а потом, может, останется еще и на закуску. А полторы тысячи… Да он
целый месяц вкалывает за такие деньги, а тут – получить их через минуту. Нет,
вряд ли. Как-то неправдоподобно, честное слово. – Что делать, спрашиваю?
Она еще несколько мгновений смотрела на него
молча, то сужая, то расширяя зрачки, а потом ответила на вопрос. Сказала, что́
ей от него нужно.
Серега, выслушав ее, на изрядное время лишился
дара речи. Не скоро смог разлепить губы:
– Ни хрена из дома пишут! А зачем вам это
нужно?!
Она промолчала, рассеянно водя глазами по
двору. Затем опять сунула руку в карман и достала три новехонькие
розово-сиреневые пятисотрублевые бумаженции.
– Я несколько дней здесь провела,
присматривалась, – сказала она равнодушно и задумчиво. – Выбирала
человека, который мне поможет. Вообще-то, думаю, за такие деньги согласится
каждый: и этот долговязый доктор Карбышев, и болтушка Хомякова, и шофер ваш,
как его, Сомов, что ли? Дело-то никакое… На вашей кандидатуре я остановилась
лишь потому, что загадала: обращусь к тому, кто первым попадется мне сегодня на
глаза.
– Но зачем?! – завопил Серега. –
Зачем?
Тонкие пальчики резко стиснули деньги и
потянулись к карману куртки.
– Ладно, черт с вами! – мученически завел
глаза Серега. – Не хотите отвечать – дело ваше. Сделаю, как скажете.
И он сделал. Это оказалось проще, чем
представлялось сначала, совсем не страшно. Ну и, конечно, трепет разноцветных
знамен богатого государства очень его воодушевлял.
Дамочка же держалась с прежним хладнокровием.
Было видно, что она все свои действия очень хорошо продумала, может быть, даже
отрепетировала.
Черный пес спал как сурок. Он даже не
вздрогнул, когда дамочка поцарапала ему морду – причем довольно сильно
поцарапала.
«Интересно, чем она его накачала?» – подумал
тогда Серега. А впрочем, это было совсем неважно.
Наконец все дело было сделано. Дамочка честно
расплатилась с ним и открыла водительскую дверцу своего шикарного джипа. Уже
занесла ножку – залезть в кабину, как вдруг обернулась к Сереге.
– Ну, так и быть, – молвила
снисходительно. – Чтоб вы не мучились и не воображали всяких ужасов,
скажу, в чем дело. Этого пса я ненавижу, а он ненавидит меня. Мне, знаете, хоть
скафандр надевай для защиты от этой твари. А муж его просто обожает, говорит,
только этот сукин сын его понимает. Ни за что не хочет с ним расставаться, хоть
я ему каких только ультиматумов не предъявляла. Ну вот я и хочу с ним
покончить, вы понимаете? Причем я не могу его втихую увезти и продать
собачникам. Муж будет тосковать. Я же хочу, чтобы он эту псину поганую
возненавидел. Если от нее будет исходить опасность – возненавидит. Ясно? До
свидания!
