Успокаивать себя таким образом – ошибочная
логика барана. Татуировка, неумело скопированное и перенесенное на другое тело
Гошино рукомесло, – вот главное свидетельство, что дело здесь нечисто, что
у парочки какие-то либо очень гнусные, либо очень высокие цели.
Высокие, ха-ха! Выдавать одного человека за
другого во имя каких-то несусветных вершин? Да бросьте, ребята, не надо ля-ля.
– Не выйдет! – Егор в бессильной злобе
стукнул кулаком по песку, потом еще раз и другой. – Ничего у вас не
выйдет!
– Ну почему же?
Егор вскинулся, не веря своим ушам.
Родион! Да что ж этот тип снова и снова
высовывается, надо или не надо, будто запасная карта из рукава неумелого
кидалы? Откуда сейчас взялся? Зачем подошел? Или наконец решился поговорить
напрямую? Егор как раз этого и хотел, но отчего же вдруг захолодело, поджалось
все у него в животе от неприятнейшего предчувствия?
А Родион между тем и не смотрел на него.
Взгляд его был устремлен на очередного смельчака, который выползал на берег на
карачках, а водный мотоцикл, к которому он был пристегнут страховкой, влачился
за ним, как… как Паша́ влачился на поводу у сердитого тренера.
– На самом деле это очень просто, –
сказал Родион и быстро пошел по песку к стоянке водных мотоциклов.
Он обменялся двумя-тремя словами с
инструктором, высоким негром, который на первый взгляд казался совершенно
голым, потому что его облегающая майка и шорты почти не отличались по цвету от
черно-лиловой кожи, махнул рукой в ту сторону, где под пляжными зонтами
оживленно болтала о чем-то группка женщин (Егор различил зеленый купальник
«Надюшки»), словно показал, что за него заплатит во-он та девушка, а потом
начал надевать защитные очки. Прилаживал он их как-то слишком долго, на взгляд
Егора, и тот малость приободрился. Похоже, Родион захотел пофорсить, но вовремя
одумался.
Этот тип словно почуял его мысли! Обернулся к
Егору, помахал ему, как лучшему другу, товарищу и брату, демонстрируя: со мной,
мол, все в порядочке, – а потом жестом показал инструктору, чтобы тот
вытянул мотоцикл на берег.
Егор стиснул зубы. Неужели этот надутый пижон
сообразил, что́ именно нужно сделать, чтобы проскочить самую опасную
полосу? Да нет, не может быть. Откуда ему знать?..
Родион оседлал мотоцикл, запрокинулся назад
так, что машина стала дыбом, – и с места врубил такую скорость, что песок
взвихрился вокруг шин, и Егору на миг показалось, что маневр не удастся,
мотоцикл просто завязнет в песке. Нет, пошло, пошло, как по маслу пошло!
В туче водяных брызг и пены, задрав руль к
небесам, поставив мотоцикл на дыбы, как Микадо, Родион оторвался от земли,
перескочил через бьющую в берег самую сильную волну и на крутом вираже вошел в
более спокойное водное пространство. И мотоцикл запрыгал по гребням, взрезая
их, проваливаясь между ними, взмывая на самые высокие. Сафари!
Несколько человек, оценив «ноу-хау», тотчас
бросились к мотоциклам. Кому-то удалось повторить опасный трюк, кому-то нет, но
все сразу оживились (естес-сно, человек снова покорил природу!), на берегу
теперь царила веселая суматоха. Один Егор лежал, тоскливо выискивая взглядом
черно-зеленый мотоцикл, улетевший дальше других.
Холера ясна, пся крев, как говорят не любимые Гошей
Царевым поляки. Да шоб тоби повылазило, как говорят еще более не любимые им
хохлы. Почему, ну почему судьба устроила ему такую подлянку с ногой?! Почему
противоударная мазь больше не помогает, не унимает тянущую боль? Почему он не
способен, дурак, смириться, и прервать путешествие, и уехать домой, волоча за
собой ушибленную забинтованную ножонку, и тихо пережить случившееся, получив по
медицинской страховке неплохие денежки… Почему загадка с «Надюшкой» зацепила
его так, что он просто ку-ку? Не в том ли дело, что оригинал когда-то
принадлежал Егору и теперь он просто бесится от ревности, что копия принадлежит
кому-то другому? Почему его так заедают насмешливые взгляды Родиона, этого
провокатора? Конечно, провокатора, другого слова не подберешь. Ведь не кто
другой, как он, спровоцировал Егора вдруг подняться с песка, забрать шорты и
майку, сунуть ноги в сланцы и захромать, подволакивая ногу с тугой повязкой, по
пляжу?! Дурень, если ты сядешь на водный мотоцикл, твоей ноге хана, ведь там
требуется куда большее напряжение мышц, чем для того, чтобы удержать в
повиновении конягу, а ты даже этого не смог!
Егор деревянным шагом миновал стоянку водных
мотоциклов и двинулся дальше по пляжу. Ведь сел бы, баран, сел бы на мотоцикл –
удержал тебя страх… и не того, что повредит ноге, а того, что из-за нее не
сможешь справиться с мотоциклом. И куда же ты топаешь, позволь тебя спросить,
Гоша-Гашиш? Неужели вон к тем трем парням, которые топчутся вокруг аккуратно
уложенного на песок сине-алого полосатого купола, из-под которого только что
выбрался какой-то пузатый немчик, счастливый и гордый, словно только что
совершил первый выход в космос? Немец-перец-колбаса…
– Эй, ты, хау мач зис тревел? – обратился
Егор к худющему глазастому арабу в «бермудах», которые тот, очевидно, позаимствовал
у какого-то знакомого толстяка и потому постоянно их придерживал, чтобы не
спадали.
– Твенти долларз, – ответил тот, для
верности еще дважды тряхнув обеими руками: – Тен энд тен – твенти
долларз! – И проворно поймал на своих тощих бедрах скользнувшие вниз
«бермуды».
– Однако! – сказал Егор, вспомнив вдруг
Кису Воробьянинова, но спорить не стал, а вынул из кармана шортов две зеленые
бумажки. – Поехали?
– Поехали, поехали! – радостно повторил
араб, который, конечно, давно сделался полиглотом, общаясь на этом пляже с
самой разноязычной публикой, и неистово замахал рукой, семафоря лениво
застывшей в море лодочке.
Вслед за тем он и его помощник, такой же
худой, но совсем темнокожий, наверное, мулат, начали собирать Егора в этот
безумный «тревел». А он покорно поворачивался, все никак не в силах взять в
толк: за каким чертом собирается совершить очередную глупость в своей жизни? И
ведь очень может быть, уже почти наверняка – последнюю!
Это уже масть ему такая пошла – терпеть
неудачи. Егор уже знал за своей судьбой такое: подул ветер не в том направлении
– и теперь долго будет дуть. Морская болезнь, Паша́, постоявший на его
ноге, – только начало, мелкие звенья в цепи куда более крупных
неприятностей. И неведомо, что ждет его там, под куполом параплана, взмывшего в
небеса. Но ждет какая-то крупная гадость, это факт, что ждет!
– Мистер, мистер, лисн ту ми, лисн!
