– Погодите, – сказала она, утомленно
прикрыв глаза. – По-вашему, получается, что я принимала взятку и в это же
самое время с радостью позировала перед видеокамерой? Я что же, вообще идиотка,
по-вашему?
Родион невольно кивнул. Нет, насчет идиотки он
был в корне не согласен. Просто Еремеева словами выразила ту самую мысль,
которая только что металась в его голове.
– Вы не могли даже вообразить, что Зырянова
решится передать вещдок в милицию, – пояснил Мыльников. – К тому же
вам и раньше была свойственна этакая наглость, бравада, не побоюсь этого слова.
Я отлично помню, как вы неосторожны, способны рискнуть всем ради какой-то
ерунды. Пятьсот рублей – это такая малость! Кстати, почему именно эту сумму вы
назвали студентке Зыряновой? Что-то она мне до боли напоминает. У вас какое-то
патологическое пристрастие к этой цифре, не так ли?
– Прекратите, вы… – Еремеева махнула на него
обеими руками и внезапно замолчала.
Мальчик резко подался вперед, его щеки так
побледнели, что отчетливо стали заметны три родинки – одна над другой.
Рядом с Родионом кто-то громко вздохнул. Он
покосился – ах да, это же студентка Зырянова, невинная жертва… Ишь как
переживает!
Странно, Зырянова во все глаза смотрела не на
вымогательницу Еремееву, а на этого смуглого парнишку. Ну что ж, юноша вполне
заслужил такое внимание, потому что, даже на мужской, неприязненный взгляд
Родиона, был поразительно хорош собой. И он явно волновался – может быть, он
единственный в этой аудитории искренне переживал за судьбу преподавательницы.
– Встаньте, Ольга Михайловна, – склонился
над ней Коляша Мыльников. – Сидеть вам придется в другом месте. А теперь
пройдемте-ка. Внизу машина. Расходитесь, товарищи.
– Экзамена, что ли, не будет? – доехало
наконец до студента, чей ответ был прерван вторжением представителей
закона. – Приветик! Я ж почти все ответил. Вы мне хоть «удочку» поставьте,
Ольга Михайловна!
– Да вам и «неуда» будет много при вашем
знании предмета, – автоматически ответила Еремеева, а потом растерянно
обвела глазами аудиторию. – Прошу меня извинить… Я не понимаю, что
происходит, но, кажется, придется перенести экзамен. Потом… через какое-то
время…
Она говорила вроде бы всем, но Родиону
почему-то показалось, что она обращается только к тому парню. Темные губы его
дрогнули, словно он хотел ответить, однако все же промолчал.
– Лет через пять тире семь, согласно статье, и
это как минимум, – любезно подсказал Коляша Мыльников, с явным
удовольствием наблюдая, как Еремеева откидывается на спинку стула и начинает
хватать ртом воздух.
Юноша с темными бровями снова вскочил – и сел,
по-прежнему не сказав ни слова.
– Да вы что, дяденька? Мы к тому времени уже
институт кончим! Забудем на фиг всю эту чушь про mastectomia, proctopexia или
какую-нибудь dyskinesia
[5], –
завопили наперебой студенты. – Пусть нам хоть что-нибудь поставят, хоть
«уды», что ли!
– Это было бы справедливо, – задумчиво
пробормотал Мыльников. – Учебный-то процесс не должен страдать. Как вы
думаете, Родион Петрович?
Тот пожал плечами. Больше всего ему хотелось
сейчас плюнуть – физически, прямо на пол, или в крайнем случае, чтобы не
пачкать пол, – на темно-коричневый башмак товарища Мыльникова и убраться
отсюда. Что, Колька не мог взять с собой кого-нибудь из своих парней? Неважно,
что суббота – в отделе непременно кто-то да есть. Нет же, потащил с собой приятеля,
который чувствует себя дурак-дураком: опер не опер, понятой не понятой.
Вдобавок его не оставляло ощущение, что он вляпался в какую-то пакость.
– Родион Петрович со мной совершенно
согласен, – очень своеобразно истолковал его молчание Коляша. – Итак,
молодежь, кому нужны тройки?
Все стремительно вскинули руки.
– Ага, зачетки на столе. – Мыльников снял
колпачок с ручки и протянул ее преподавательнице. – Соблаговолите, Ольга
Михайловна…
– Зачем я буду осложнять свою судьбу? –
пожала та плечами. – Вы мне еще какую-нибудь статью пришьете. Превышение
полномочий, или использование служебного положения в личных целях, или еще
что-нибудь, черт вас разберет, вы ведь большой мастер раздувать мыльные пузыри,
товарищ Мыльников!
От этого злобного каламбура, а еще пуще – от
взгляда, брошенного Ольгой Михайловной, любой бы задымился и съежился, словно
от нескольких капель соляной кислоты, однако товарищ Мыльников был не таков.
Гвозди бы делать из этих людей!
– Отлично, – не моргнув глазом кивнул
он, – тогда собирайте вещички и пройдемте. О том, что экзамен прерван
милицией, мы сообщим в деканат.
– А оценки? А наши «удочки»? Когда же?.. Как
же?.. – опять завопили студенты.
Губы Еремеевой задрожали, она растерянно
заморгала, но тотчас глаза ее встретились с обжигающими черными глазами того
смуглого юноши, и Родион просто-таки физически ощутил, как Ольга Михайловна
взяла себя в руки.
– По всем вопросам к декану. А что касается
вас, Катя, – оглянулась она на девицу с крысиным хвостом, – полагаю,
вы сдадите латынь не раньше чем через пять тире семь лет. И это как минимум.
– Так, угроза свидетельнице
преступления! – констатировал Мыльников. – Вы все же решили осложнить
свое положение еще одной статьей?
Не удостоив его ответом, Еремеева подхватила
сумку и вышла из аудитории так стремительно, словно решила осложнить свое
положение еще и попыткой к бегству. Мыльников и Родион ринулись за ней, и со
стороны, наверное, это выглядело не как сопровождение задержанной нарядом
милиции, а просто как безуспешная попытка двух незамысловатых мужичков догнать
красивую, неприступную и весьма разгневанную даму.
Выходя из аудитории, Родион невольно
обернулся. Смуглый парень смотрел вслед уходящим, небрежно заталкивая в сумку
свои вещи. По обе стороны стола навытяжку, словно часовые, застыли Наташа
Зырянова и Катя Крысиный Хвост и так и ели красавчика обожающими взглядами.
Вдруг он отшвырнул сумку и кинулся к выходу. Девчонки проворно схватили его за
руки, а Родион, сам не зная почему, резко шарахнул дверью о косяк.
– Коляша, что происходит? – чуть слышно
пробормотал он, нагоняя Мыльникова. – Ты во что меня втравил?
