И тут до Сереги дошло-доехало, что барышня в
рваных колготках и с размазанной по лицу косметикой намерена ехать в Коротиху и
отбивать своего дружка. Он чуть не заржал в голос и мысленно вторил Василию
Крутикову, который, конечно же, задал так и рвущийся наружу вопрос:
– А сейчас-то что ты можешь сделать, боевая
подруга?
Ответ прозвучал тоже предсказуемый:
– Не знаю. Пока еще не знаю. Но или я его
выручу, или…
И вдруг заблажила тоненьким перепуганным
голосочком:
– Алло, Василий, ты меня слышишь?
Все понятно, карточка кончилась. А может,
аппаратура перегрелась от этих бредней. Это ж надо! Или она выручит своего
Родика, или… что? Грудь в крестах али голова в кустах, как говаривал тот же
Серегин дедуля?
И вдруг Серега с необычайной ясностью увидел
перед собой его хитрющие, вприщур, необычайно яркие черные глаза, над ними
кучерявый чуб, который хоть и поседел с годами, но ни на волос не поредел со
времен дедовой молодости, увидел серьгу в ухе (как единственный сын в казачьей
семье, дед носил ее с детства), услышал низкий, хрипловатый, «гэкающий»
говорок: «Серега, жизнь не только трусцой идет, но иной раз как понесется…
аллюр три креста! Кто-то испугается и вылетит из седла, а кто на стременах
привстанет и ветер поймает, тому удача сама на руку сядет, будто ловчий сокол,
что добычу закогтил. Только не струсь, только не упусти случай!»
Раньше Серега не больно-то понимал, что имеет
в виду старик, а теперь знал это доподлинно. Полторы тысячи… еще полторы… а
теперь… Таких деньжищ дедуля небось и во сне не видывал!
– Разрешите пройти?
Серега рывком воротился из мира грез в мир
реальный и увидел прямо перед собой Ольгу. Оказывается, замечтавшись, он
выступил из своего укрытия и теперь загораживал дверь.
– Пройти разрешите?! – нетерпеливо
повторила она – и вдруг в изумлении широко раскрыла глаза: – Это вы-ы?
Узнала утреннего знакомца, выходит… Серега
тоже вытаращился на нее, как баран на новые ворота, потому что никакой мешанины
красок на ее щеках не обнаружилось. Наверное, Ольга смыла косметику слезами да
рукавом вытерла. Лицо у нее было усталое, бледное, только на скулах темнели
красные пятна да нос был красненький такой, веки набухли от слез. И Сереге
потребовалась изрядная выдержка, чтобы не разжалобиться, не дрогнуть и
проговорить ровным голосом:
– Вам помощник не требуется, барышня?
Она забавно моргнула – раз-два:
– Вы подслушивали?!
Смешно, до чего же женщины любят задавать
никчемные вопросики! Конечно, подслушивал, что он, Вольф Мессинг – мысли на
расстоянии читать! Но, надо отдать должное этой дамочке, больше глупостей она
не говорила. Не всякий мужик так бы вот сразу собрался и взял быка за рога, как
это сделала она:
– Сколько вы хотите?
Серега глубоко вздохнул. Объявление о продаже
домика и четырех соток в садовом кооперативе на станции Коротиха он подаст в
«Из рук в руки» завтра же. Матери в Коротихе никогда не нравилось. Ему самому –
тоже. Нищие, говорят, не выбирают. Ничего! С завтрашнего дня они смогут
выбирать!
И, холодно глядя в измученные, остекленевшие
от слез глаза, он ответил:
– Договоримся так. Я тебе твоего этого, как
его там, на блюдечке с голубой каемочкой, а ты мне… тысячу баксов. Наличными.
Предоплата десять процентов. По рукам?
Егор Царев
Май 2001 года, Агадир
Шведский стол – это каждый знает – вещь
замечательная тем, что никто не смотрит, сколько еды ты кладешь себе на тарелку
и сколько раз бегаешь с этой самой тарелкой к столам, уставленным блюдами и
всякими другими емкостями с питанием. Некоторые люди, конечно, вообще рождаются
без комплексов, например, кряжистые немки в шортах, щедро открывающих короткие
крепкие целлюлитные ноги, которые наваливали на свои тарелки как минимум по
десятку маленьких слоеных булочек. Румяных, горячих, несказанно вкусных… Каждая
такая булочка, словно мина замедленного действия, таила в себе жуткое
количество калорий и килокалорий, джоулей и килоджоулей. Но этим немкам уже все
было нипочем, и они лопали эти булочки, а также мюсли до краев насыпали в самые
глубокие тарелки, заливали их молоком так, что не донести до столика, и еще там
же у них стояли полные тарелки с колбасой, сыром, хлебом, крутыми яйцами, ну а
очередь за омлетами из-за этих толстомясых теток была просто нескончаемой…
Омлеты (обалденные омлеты с сыром, зеленью,
луком, ветчиной – на выбор!) делал длиннолицый мавританец, более похожий на
фокусника или жулика, чем на повара. Когда он ловко подбрасывал сразу на двух
сковородах омлеты, чтобы повернуть их подрумяненной стороной вверх, очередь на
миг цепенела от восхищения. Егора не оставляло ощущение, что повар нарочно
отвлекает внимание публики, а в это самое время кто-то, какой-то его подручный,
ловко шарит по карманам шортов и брюк, теннисок и рубах, причем никто даже не
замечает, что его наличка или пластиковая карта уже сделала ему ручкой. Да,
этот мавританец мог бы далеко пойти по пути неправедному! Однако Аллах наставил
его на путь истинный, и он радовал взоры и желудки иностранных туристов своим
мастерством.
В очереди к этому фокуснику и стоял Егор,
когда сзади него вдруг нежно запахло духами, так, что запах жареного лука и
масла стал неощутим, а потом женский голос спросил:
– Как вы себя чувствуете?
И голос у нее был такой же – все звуки вокруг
как бы исчезали, только этот голос звучал.
Егор обернулся.
Она. Вот это женщина… Петля, а не женщина!
Помнится, он подумал именно так в первый раз,
когда увидел Надюшку – настоящую Надюшку, ту, подлинную, не подделку.
Разумеется, эта производит на него такое впечатление только потому, что до
одури похожа на ту. А так, встреть Егор ее в подлинном обличье, он и смотреть
бы на нее не стал, и от запаха ее духов не задыхался, и от звука ее голоса не
подгибались бы у него обе коленки: как здоровая, так и больная. Вот уж правда
что петля, а не женщина – подложила ему такую свинью в небесах над агадирским
пляжем, а теперь как ни в чем не бывало:
– Как вы себя чувствуете?
А рядом с ней, конечно… кто? Угадайте с трех
раз!
– Все в порядке? Отошли немного? Имейте в
виду, я на вас не в обиде, после такого шока кто угодно был бы не в себе!
И глаза такие добрые-добрые…
