Она споткнулась и обнаружила, что стоит на
ступеньке. Равиль уже поднялся на крыльцо и нетерпеливо торопил ее:
– Что ж вы встали, пошли!
Ольга нетвердо взбежала наверх, вошла в
коридорчик, потом в просторный холл с непременным камином. Около дивана на
низком столике – телефон с определителем номера. Эх ты, на табло будут
высвечиваться набираемые ею цифры. Значит, не удастся набирать что попало,
убеждая Равиля, будто номер занят! А ведь ей надо подольше потянуть время.
Это при условии, что Сергей в доме. Господи,
если бы знать, что ее «армия» уже находится в расположении врага, насколько ей
было бы легче!
Она прошла к телефону, пытаясь натянуть юбку
на колени. С таким же успехом можно было бы пытаться накормить тысячу человек
пятью хлебами, не называясь при этом сыном божиим. Оставалось надеяться, что
Равиль не заметит дырок на коленях, а если заметит, то решит, что Ольга
продрала колготки, пока бегала по деревне в поисках телефона.
– А куртец у вас и правда клевый, не наврала
Розка, – послышался насмешливый голос за спиной. – Дадите поносить?
Егор Царев
Май 2001 года, Марракеш
Нет, это глюки, глюконат кальция, как принято
выражаться, крыша в пути, крышняк прохудился, ну и все такое. Ненавистная
парочка находилась сейчас от Егора метрах в двухстах, вдобавок скрыта толщей
земли. Вокруг желто-серые каменные стены, испещренные длинными змеистыми
трещинами, в которых – эй, надо на всякий случай держаться от этих стен
подальше! – могут даже водиться змеи.
И Егор как ужаленный шарахнулся от стены,
потому что из трещины снова выполз, подобно змее, шелестящий шепоток:
– Как что такое? А вдруг этот недоумок
подслушивает?
Опять чудится голос «Надюшки». Надо же, какие
устойчивые возникают здесь слуховые галлюцинации! Неужели ей снова ответит
галлюцинированный Родион?
– Ну, привет. Я сам видел, что он отстал. С
его ногой и правда безумие тащиться по этим ступенькам и переходам. И вторую
запросто повредит… Осторожно, стой на месте! Здесь нас никто не слышит, богом
клянусь.
«Нет, Шуйский, не клянись…» Егор не сказать
чтобы плохо учился в школе, хорошистом был, но давно это было, ох давно, так
что из всего «Бориса Годунова» он запомнил только эти слова. Почему-то запала в
память отточенная фразочка: «Нет, Шуйский, не клянись!» Что-то еще там было про
мальчиков кровавых в глазах, и сейчас эти самые мальчики натурально мельтешили
в глазах Егора, потому что, во-первых, слуховые глюки не прекращались, а
во-вторых, он внезапно понял, что никакие это не глюки.
Те двое в самом деле разговаривают – находясь
при этом изрядно глубоко. В зиндане. Совершенно верно, в тюрьме подземной. А в
этой башне, очень может быть, находилась какая-то караульная, кордегардия – не
побоюсь этого слова, – и сидели тут нарочно назначенные слухачи и
прислушивались, не проговорится ли какой-нибудь крутой авторитет, который
прочно ушел в несознанку, своим сообщникам, где заховал краденое золотишко, к
примеру; а может, террорист, посаженный в колодки, ненароком выдаст планы своих
сотоварищей по свержению кровавого антинародного султанского режима… Точно –
здесь еще сохранились старинные голосники, какие бывают в старообрядческих
скитах и готических романах, и вот рядом с одним отверстием такого голосника
стоит, навострив уши, Егор, а рядом с другим, ничего не опасаясь, шепчутся те
двое, причем их голоса звучат настолько отчетливо, словно они находятся не в
двухстах метрах, а в двух шагах.
– Ты думаешь, он и правда что-то знает? Или
просто на пушку нас берет?
– Не бери на понт, мусор… Извини, это я так.
Знает, не знает… Мы столько раз обо всем этом говорили, что вряд ли стоит снова
начинать. Ну не заводись ты напрасно и меня не заводи. Даже если он знал
Надежду, то не может, ну просто не может не принять тебя за нее. В тебе нет ни
одной черточки, которой бы ты от нее так уж разительно отличалась. Я имею в
виду внешность, конечно.
«Вы глубоко ошибаетесь, ребята! Такие черточки
есть, есть, их великое множество, то есть они не черточки, а точки, вернее
будет сказать. Потому что татуировка – это пуантилизм – не побоюсь опять же
этого слова!»
– Я все думаю… Они, наверное, были очень
близко знакомы. Может быть, даже любовниками были с Надеждой. Не могу забыть,
как он меня тогда на корабле начал тискать!
«Не можешь забыть? Это хорошо…»
– Не можешь забыть? Это плохо! Я-то думал, ты
на меня поглядываешь благосклонно, а у тебя другой на уме!
– Родион, перестань, ну что за глупости!
– Нет, это ты перестань. Это ты говоришь
глупости, причем глупости совершенно ненужные. У нас осталось времени чуть,
всего ничего, мы на сегодня наметили все действия, все распланировали так,
чтобы покончить наконец с этой Надюшкой, которая мне осточертела, надо
признаться, до полусмерти. Все, все, хватит с меня и с тебя хватит, ночью
наконец она перестанет существовать. Сосредоточься на этом, отвлекись от
бредней нашего покалеченного придурка. Уверяю тебя, если бы у него были
серьезные опасения, он и действовал бы всерьез или властям бы на нас заявил,
хоть бы Константину Васильевичу донес, или начал бы откровенный шантаж, а не
делал бы эти «намеки тонкие на то, чего не ведает никто». Во всяком случае,
сегодня ты его видишь последний раз, так что успокойся. Поговорим о деталях.
«Покончить с Надюшкой… Ночью она перестанет
существовать… Сегодня ты видишь его в последний раз…»
Егор не верил своим ушам. Что это значит?
Ночью они убьют настоящую Надюшку… и его, так, что ли?! Да они с ума сошли?!
Вот так спокойно обсуждать смерть человеческую?! Господи… Куда он попал, во что
вляпался? Зачем?
– Ладно, ты прав. Итак, сосредоточились. Раз,
два, три! Ты думаешь, это не займет много времени?
– Минут пятнадцать, не больше. Думаю, нас даже
не хватятся. Пока народ будет тут бродить по живописным развалинам, мы живо
обернемся – и встретимся со всеми у автобуса.
– Ой, я не могу… А если… а если ее документы
не найдут?
– Ты имеешь в виду, что они выпадут и
потеряются? Надо будет бардачок покрепче запереть, только и всего. Что машину
обыщут, это я тебе гарантирую. К тому же я сразу заявлю о пропаже нашей мадам.
Если повезет, меня даже задержат, когда группа уже улетит. Для опознания тела
задержат.
– Тела?!
«Тела? Тела Надежды Гуляевой?!»
– Ну ладно, ладно. Ее тело, конечно, будут искать.
Но сама посуди, какое тут может быть тело при падении в четырехсотметровую
пропасть и скачке по этим каменюкам? Это же не река, это бешеный зверь! Видела
вчера, как она неслась? Вернее, это не зверь, а сам Шайтан! Тот самый, по Ребру
которого мы вчера проезжали.
– А если автомобиль взорвется? Что тогда?
