– Да погодите, Егор, – с тоской сказал
Родион, не ослабив, однако, своей чудовищной хватки. – Вы меня не поняли,
а может, не захотели понять. Я же сказал, что мертва Надежда Гуляева… подлинная
Надежда. Давно мертва. Она была убита еще шесть лет назад.
– Что вы такое несете? Что несете? Да я знал
ее…
– Вы знали не ее. Вы знали не ее, а ту
женщину, которая взяла ее имя. Убила и забрала все: имя, судьбу, прошлое,
настоящее. Сегодня, будем уповать на это, Надя Гуляева наконец обрела на
небесах свое имя и право числиться среди мертвых. Хоть и говорят, что мертвые
сраму не имут и им все равно, а все же, думаю, имя необходимо даже усопшим.
Теперь Надина душа упокоится с миром.
– Где? – пробормотал Егор, окончательно
перестав что-то понимать. – На дне пропасти под Ребром Шайтана?
– Нет. На дне речки Кармазинки. Это во
Владимирской губернии, если вы не знаете. А теперь слушайте меня. Слушайте и не
дергайтесь, не то я сломаю вам руки. Не хотелось бы, потому что мне нужна ваша
помощь. И не только мне…
Надежда Гуляева
Апрель 2001 года, Нижний Новгород
– Извините, – послышался рядом робкий
шепоток, – извините, девушка, вас не Галина зовут?
– Нет, – автоматически бросила Надежда,
не оборачиваясь. Какая-нибудь лесбиянка жаждет познакомиться, конечно. Предлог
старый как мир и такой же примитивный. Женщины… Бр-р! – Нет, меня зовут не
Галина, а как – не ваше дело.
– Извините… – Шепоток сделался едва слышен,
однако в нем отчетливо звучало отчаяние. – Ох, господи, что же мне
делать?!
С некоторым усилием оторвав взгляд от эстрады,
Надежда покосилась на свою соседку. И чуть не расхохоталась. Как, каким образом
проникло сюда этакое чудо природы?!
Разноцветные лучи прожекторов шныряли по залу
и высвечивали лицо женщины лет примерно под тридцать. У нее были темно-рыжие,
высоко взбитые волосы, так щедро политые лаком, что Надежда поняла наконец,
отчего у нее щекочет в носу. Давно она не видела прически, которая придавала бы
лицу столь нелепый, как бы придавленный вид. Макияж был тоже отменный: румяна –
так пятнами, помада – так на сантиметр вокруг губ, глаза, конечно, обведены
жирными черными линиями, а вокруг – синяки теней. И по полпуда туши на
ресницах. А платье… Иисусе, да, кажется, оно турецкое? Или китайское?!
Люрекса-то, мать честная! Интересно, куда смотрела охрана, когда пропускала в
Надеждин… ну ладно, будущий Надеждин клуб этакое чмо? Да неужели какая-то
нормальная женщина может так бездарно себя изуродовать косметикой и одеждой?
Как руки не отсохли?! Стоп… А вдруг это никакая не женщина, а трансвестит?
Тогда понятно, почему оно здесь, почему так выглядит, почему его пропустила
охрана. Любопытно… «Он всем свистит, что трансвестит, на самом деле жалкий
педик…» Все помирают по этим трансвеститам, говорят, шоу с ними самые
популярные, даже выше ценятся, чем «голубые» шоу. Нельзя ли извлечь пользу из
неожиданного знакомства?
Надежда повернулась к соседке и нацепила на
лицо самую приветливую маску:
– У вас что-то случилось, что ли? Я не смогу
помочь?
– Ой, не знаю! – Соседка по-бабьи
подперлась рукой, и на глазах ее появились слезы. – Понимаете… вы меня
извините, что я с вами заговорила, вы вроде бы нормальная женщина, не то что
эти все… – Она с ужасом покосилась на двух лесбиянок, истово тершихся друг о
дружку передками. Девушки так раздухарились, что одна уже начала лезть другой
под юбку, а поцелуи их стали совершенно неотрывными. – Господи, куда я
попала… Вот влипла так влипла.
«Не-а, никакой она не трансвестит, баба как
баба. Надо послать ее подальше или пересесть, что ли. Угораздило же ее так
вырядиться. Деревенщина какая-то. Наверное… Наверное, точно так же выглядела бы
одна девчонка из деревни Кармазинка, если бы как-то раз не пошла провожать на
станцию свою беспутную подружку через мост и если бы в это время не случилась
гроза, а поганка-подружка не распустила бы язык… Да, это вылитая Анфиса
Ососкова!»
– Извините, вас не Анфиса зовут? –
спросила она чисто хохмы ради, но женщина уставилась на нее с такой
признательностью за это проявление внимания, что Надежде даже как-то неловко
стало за свою издевательскую ухмылку.
– Нет, меня зовут Катя. А вас?
Она смотрела так приветливо, так искательно,
что Надежда невольно взяла да и ляпнула:
– А меня Надя.
– Очень приятно, Надя. – Катя сунула ей
твердую ладошку для рукопожатия, и Надежда обратила внимание на ее ногти:
– Вы что, доктор?
– Почему вы так решили?
– А у вас ногти очень коротко подстрижены.
Обычно такие ногти у хирургов или гинекологов. Верно?
– Ну, вообще-то я и то, и другое, –
печально улыбнулась женщина. – Я ветеринарный врач. А ведь нам всем, всем
приходится заниматься, вы понимаете?
«А-ах!» – словно бы воскликнул кто-то громко в
груди Надежды. Ветеринарный врач! Какая удача! Ведь она не забыла, нет, не
забыла тех двоих, которые по наводке предателя Васьки Крутикова нагрянули в
Северо-Луцк и пытались сунуть нос в ее дела! Та женщина, о которой рассказывала
Роза… как ее там?.. Ольга, да, Ольга, она говорила, что работает ветврачом в
Нижнем Новгороде. И это все, что узнала о ней глупая как пробка Роза. Дурища
чертова! Ни фамилии, ничего. В Нижнем у Надежды оставались два врага, к которым
не было никаких подходов. То есть так казалось до этой минуты. Если чуть
поближе познакомиться с этой накрашенной глупыхой, может быть, через нее
удастся выйти на ту опасную и загадочную Ольгу, которая умудрилась увести
своего дружка прямо из рук Равиля?
– Очень любопытно! – приветливо
воскликнула Надежда. – Полезное знакомство.
– У вас кто, кошка или собака? – с
профессиональным интересом спросила Катя.
– Собака… была, я имею в виду. Овчарка,
классный кобель, черный такой. Он умер, бедняга.
– Заболел? Машиной сбило?
– Сбежал из дому. Предполагалось, что у него
было бешенство. Ну, он и сбежал.
– Бешенство?! – Катины глаза сделались
огромными. – Какой кошмар! Надеюсь, пес никого не успел укусить.
– К сожалению… – Надежда не договорила,
огромным мыслительным усилием остановив себя на первых же словах. Напряглась.
Когда, ну когда она наконец избавится от тех воспоминаний?
