— Вдвоем вы справитесь, — подбодрил их Сторож Шпиля.
Шейд окинул взглядом город: ночь больше небезопасна. Голуби наверняка разыскивают их. Мысль о том, что нужно снова лететь, наполнила его усталостью. Кто знает, когда они догонят колонию? На мгновение ему захотелось просто остаться здесь, вместе с Зефиром. Это было бы не так уж плохо. Безопасно и тепло всю зиму. И они наверняка многому научились бы у Зефира. Он, кажется, знает почти столько же, сколько Фрида.
— Вам лучше отправиться сейчас, сереброкрыл, — мягко произнес Зефир.
— Да, — сказал Шейд благодарно. Конечно, он должен держаться своего решения.
— Следуй за звездой своих родичей, — Зефир указал подбородком на звезду, которая тем временем сместилась немного вправо.
— Вы ее видите? — с изумлением спросил Шейд.
— Благодаря моим ушам, — просто ответила старая летучая мышь.
Шейд недоверчиво присвистнул. Как можно слышать звезды? Этого не может быть! Ведь они слишком далеко.
— Когда утрачиваешь одну способность, со временем развиваются другие, — сказал Зефир. — Ты не слышишь звезд только потому, что не уделяешь им достаточно внимания. Это лишь вопрос тренировки и настойчивости.
— Допустим, — сказал Шейд и отметил про себя, что надо внимательнее слушать все вокруг.
— Еще я вижу то, что находится вот здесь, — сказал альбинос, коснувшись белым когтем своей головы.
— Как это? — спросила Марина.
— Прошлое, будущее. Все дело в эхе. Если вы слушаете, можете услышать отражения вещей, которые случились только что, секунду назад, час назад. Если вслушиваетесь внимательно, вы можете услышать то, что происходило прошлой зимой, десять лет назад, как если бы видели это собственными глазами. То же самое и с будущим. Звук присущ всему, дело лишь в том, сколько времени он до вас шел; если слушать очень-очень сосредоточенно, можно услышать и звук, пришедший с края мира.
— А вы можете увидеть, догоним ли мы мою колонию? — внезапно спросил Шейд.
Альбинос чуть сгорбился и застыл, словно погрузившись в себя. Высокие уши встали торчком и широко раскрылись. Затем, глубоко вздохнув, он расправил бледные крылья, как будто они помогали ему уловить звук.
Шейду вдруг показалось, что обратная сторона крыльев Зефира потемнела. Он моргнул, удивляясь, что глаза сыграли с ним такую шутку. Может, на его бледных крыльях как-то отражалось небо? Однако крылья действительно стали почти черными, затем заискрились…
Зефир накрыл голову крыльями, потом весь скрылся под ними.
— Путешествие будет трудное и не такое, как ты ожидаешь. — Его голос доносился будто издалека. — Вы встретите неожиданных союзников, но остерегайтесь металла на крыльях… и… вы достигнете Гибернакулума…
Сердце Шейда радостно подпрыгнуло, но Зефир продолжал, голос его был совсем не веселым:
— …но другие тоже ищут его, мощные силы, и я не вижу, кто из вас придет первым, не вижу, что они несут — добро или зло… Твой отец, Кассел…
— Что? — воскликнул Шейд. — Что с ним? Альбинос мгновение колебался, прежде чем ответить:
— Он жив.
Зефир умолк и высунул голову из-под крыльев, затем быстро сложил их.
— Больше я ничего не могу услышать. Эхо очень слабое.
— Но не могли бы вы посмотреть, где… Зефир с сожалением покачал головой:
— Только то, что он очень далеко отсюда.
— Жив… — с изумлением пробормотал Шейд. В глубине души он всегда надеялся, что отец жив. Его мать и Фрида ошибались. Кассел просто пропал, но куда? Он беспомощно посмотрел на небо.
— Ну, прощайте, — сказал Зефир. — И желаю удачи.
— Спасибо, — ответил Шейд и взлетел со шпиля, Марина за ним. — Спасибо, что вылечили мое крыло, спасибо за все.
— До свиданья! — крикнула Марина.
Они летели высоко, надеясь, что все голуби уже в своих убежищах и на крышах никого нет. Шейд старался собраться с мыслями. Его отец жив… Было невозможно не думать об этом, но он знал, что отвлекаться нельзя. Он предельно сосредоточился, напрягая все свои чувства. Он обонял, слушал, осматривал ночное небо в поисках признаков какой-нибудь опасности.
Шейд и Марина поднялись выше самой высокой башни, и чудесный, мерцающий город простирался под ними. Шейд нашел путеводную звезду и повернул на нее.
— Ты видела обратную сторону крыльев Зефира? — спросил он.
— Я удивилась, но потом решила, что это просто игра света, — ответила Марина.
— Я тоже.
— Но…
— Ты думаешь, так было на самом деле? — спросил он.
Марина помолчала.
— Ты ведь тоже это видел, правда? — спросила она. Шейд кивнул:
— Его крылья снизу стали темными.
— Да, — подтвердила Марина. — Они стали черными'как ночь, и на них были звезды.
Гот смотрел вниз, на мерцающие огни. Они с Троб-бом уже больше часа кружили над городом в поисках летучих мышей. И не увидели ни одной. Может быть, летучие мыши не живут так далеко на севере? Эта мысль удручала его. Как тогда он найдет проводника? Как вернется домой?
Накануне Готу приснился сон. Он вернулся в джунгли, прекрасные, жаркие джунгли, и вдруг вокруг него оказались сотни летучих мышей — не таких как он, а маленьких, таких маленьких он никогда не видел. Они радостно кружились вокруг, выкрикивая его имя. «Что они здесь делают?» — удивился он. Но ликование и торжество переполняли его. Вдруг гигантские деревья, лианы и папоротники исчезли, и вокруг оказались стены. Человеческие стены, за одной из которых стоял Человек и улыбался ему.
Гот потряс головой. Он редко видел сны и относился к ним серьезно. Он был уверен, что таким способом с ним говорит Зотц. Что значил этот сон?
— Смотри! — шепнул Тробб. — Там, внизу.
Гот посмотрел вниз и удовлетворенно улыбнулся: летучие мыши.
Закрытое небо
— Ты СЛЫШИШЬ? — спросил Шейд Марину.
— Что?
— Кто-то летит, — Шейд обернулся и обшарил небо взглядом и локатором.
Никого.
Они наконец достигли края города, и Шейд очень устал. Он не мог поверить, что все обошлось благополучно. Дважды они издалека видели патрули голубей, один раз — силуэт совы на фоне восходящей луны. Их самих никто не заметил. Но теперь Шейд не мог избавиться от ощущения, что их преследуют. Кроме того, его беспокоил лунный свет: он отсвечивал серебром на его шерсти, а Марина иногда просто сияла.
Во всяком случае теперь они были далеко от океана. Шейд вдыхал запахи леса и полей, всматривался в знакомые очертания. Теперь он понимал, каково это — быть так далеко от мест, где можно охотиться, где всегда можно спрятаться.
