* * *
Я сидела возле открытого окна и, должно быть, в десятый раз
перечитывала «Праздник, который всегда с тобой», причем так увлеклась, что
вроде бы забыла, где я, собственно, нахожусь на самом деле, уставилась в книгу,
уже некоторое время не переворачивая страницу, и предалась мечтам. Париж…
Господи, хоть бы раз пройтись по его площадям, прокатиться по Сене на маленьком
пароходе…
Раздался разбойничий свист, я вздрогнула, подняла голову, а
потом вздохнула. Парижем и не пахло. Я — на своей кухне площадью пять
квадратных метров, слева шкаф, справа холодильник, за окном передо мной вместо
Эйфелевой башни трансформаторная будка, а рядом с ней клумба, на которой назло
всем стараниям нашего дворника второй год ничего, кроме одуванчиков, не растет.
Я поставила чайник на плиту, для этого мне не пришлось даже
подниматься со стула, еще раз выглянула в окно, точно всерьез надеялась, что
двор стандартной «хрущевки» вдруг возьмет да и превратится в Елисейские Поля,
еще раз вздохнула и заметила вслух:
— Не видать тебе Парижа как своих ушей.
Надо сказать, мечта увидеть Париж обосновалась во мне давно
и крепко. В пятом классе я прочитала «Трех мушкетеров», и с тех пор Париж стал
для меня голубой мечтой. Я взрослела, вносила в свою мечту кое-какие коррективы,
а столица Франции становилась все желаннее. Временами мне казалось, что я
малость свихнулась, но я тут же утешала себя: у человека должна быть мечта,
иначе для чего тогда жить?
Судя по всему, моя мечта так и останется мечтой, потому что
я с трудом представляла, каким образом могу ее осуществить. После окончания
школы я поступила в педагогический институт, разумеется, на иняз, закончила его
и оказалась в средней школе № 27, и только где-то через год сообразила, какого
дурака сваляла. Сея разумное, доброе, вечное, о Париже следует сразу же забыть.
Отправиться во Францию по турпутевке — нет денег. Допустим, меня пригласят в
гости (когда я училась в институте, именно на это и рассчитывала), но даже на
билет в один конец я вряд ли накоплю раньше, чем лет эдак через десять. Почти
половину зарплаты я отдавала за «хрущевку», в которой жила, а второй половины
едва хватало на то, чтобы с трудом дотянуть до следующей получки.
В общем, оставалось лишь одно: смотреть на трансформаторную
будку и делать вид, что это Эйфелева башня, чем я и занималась в настоящий
момент. Кроме того, в этот же момент я находилась в отпуске. Вчера я вернулась
с дачи, где гостила две недели у подруги, денег у меня кот наплакал, потому что
я купила себе демисезонное пальто, а значит, остальные дни отпуска обещают быть
весьма плодотворными по части соображений, как протянуть до зарплаты, которая
будет только осенью.
На плите фыркнул чайник, а я, решив утешить себя, достала
шоколад, припрятанный для гостей, и, с грустью глядя на клумбу с одуванчиками,
весь его съела, запила чайком и сказала:
— Может, мне повезет и я выйду замуж за миллионера.
Идея свежая, а главное, легко осуществимая: пятеро моих
подруг уже несколько лет тоже мечтали об этом. Беда в том, что в нашем районе
миллионеры водились неохотно и напоминали привидений: все о них говорят, но
никто их не видел.
Я вздохнула в третий раз, захлопнула книгу и посоветовала
себе отправиться на пляж — день обещает быть жарким, и чем забивать себе голову
разной чепухой, лучше позагорать, тем более что это развлечение не стоит ни
копейки.
Я поднялась из-за стола и в этот момент увидела нечто
совершенно необыкновенное: в нашем дворе показалась машина, белоснежная и
элегантная. Ранее ничего подобного видеть мне не приходилось. Я до неприличия
широко открыла рот, сообразив, что это, должно быть, тот самый миллионер, о
котором я только что мечтала. А у кого же еще может быть такая шикарная машина?
Испытывая огромное любопытство (кому-то ведь счастье привалило, раз миллионеру
что-то понадобилось в наших трущобах), я влезла на подоконник и едва не
вывалилась из окна. Впрочем, у меня первый этаж, а разбиравшее меня любопытство
было сильнее страха заполучить незначительные увечья.
Белоснежное чудо достигло стоянки на углу нашего дома и
пристроилось по соседству с мусорными баками. Дверца распахнулась, и из машины
показалась женщина с платиновыми волосами, в голубом костюме, в голубеньких
босоножках и с довольно вместительной сумкой в левой руке. Она немного
постояла, разглядывая наш двор, и направилась к моему подъезду, а машина не
спеша тронулась с места и вскоре исчезла за углом. Если миллионер и заглянул в
наш двор, так мне от этого мало радости, коли у него уже есть подружка. Женщина
как раз подошла к подъезду, и я с удивлением узнала в ней Катьку, свою сестру.
Тут и она заметила, что я торчу в окне, и крикнула весело:
— Привет. Ты чего, окна моешь?
— Нет, котов гоняю, — пробормотала я и пошла
открывать дверь.
Надо сказать, что с родной сестрицей мы виделись от случаю к
случаю и без особой охоты. Катька на четыре года старше меня. Когда мы были
маленькими, она заставляла меня мыть посуду, убираться в квартире, за что я ее
люто ненавидела, так как от природы была довольно ленива. Повзрослев, Катька
посылала меня с любовными записочками к своим приятелям, а если я отказывалась,
таскала за волосы. Любви к ней во мне это не прибавило. Училась Катька плохо,
целыми днями валялась на диване, листая глянцевые журналы, и каждые пять минут
повторяла: «Куплю себе такую тачку… куплю себе такую шубу…» — до тех самых пор,
пока я, потеряв терпение, не запускала в нее подушкой, после чего Катька либо
замолкала, либо швыряла подушку в меня, и мы отчаянно дрались.
Мама, глядя на старшую дочь с недоумением, повторяла: «В
кого только ты у нас такая?» Сама она всю жизнь проработала в школе
учительницей начальных классов и о «тачках» и шубах даже не мечтала, имея на
руках двух девчонок, больную мать и тихоню-мужа, который в возрасте сорока лет
всех нас удивил: оставил семейство и женился на лаборантке, работавшей с ним в
одном отделе НИИ. Правда, мама получила кое-какое моральное удовлетворение —
теперь, глядя на Катьку, она приговаривала: «Вылитый папаша, прости господи».
