— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я.
— Сдается мне, ты темнишь и что-то утаиваешь.
— Что, например?
— Пока не знаю. Но узнать не проблема. Я задумалась и
не сразу сообразила, что грызу ноготь. Мишка пялился на меня во все глаза, и
как-то чувствовалось, что теперь не отстанет. Я вовремя вспомнила, что
чистосердечное признание облегчает душу, и сказала со вздохом:
— Видишь ли, в первый вечер, когда я здесь появилась…
— Ты познакомилась с этим хмырем…
— Я не знала, что он женат. К тому же я ужасно
нервничала и…
— Ясно, — хмыкнул Мишка. — К концу вечера вы
оказались в одной постели.
— И вовсе нет, — взвизгнула я.
— Чего уж нет, — вздохнул Мишка и отбросил в
сторону салфетку с таким видом, точно прощался с жизнью. — Почему это баб
вечно тянет на всяких придурков?
— Ты будешь сам говорить или дашь рассказать мне?
— А ничего рассказывать не надо. Ты сидела в баре…
— Я пошла взглянуть на игру…
— Ага, а он подошел, легонько толкнул тебя под локоть,
фишки рассыпались.
— Откуда ты знаешь? — испугалась я.
— О господи, да я раз сто так с бабами знакомился. Вы
принесете мне удачу и прочая чушь в том же духе, потом идем отмечать выигрыш
или проигрыш, а дальше дело техники.
Самое противное, что Мишка был прав, а у меня тогда не
хватило ума понять, что все это не более, чем притворство.
— У нас ничего не было, — заявила я, чуть не
плача.
— Да неужто? — скривился Мишка.
— В конце концов, это не твое дело, — рявкнула я и
мысленно пожелала ему провалиться ко всем чертям.
Неожиданно возле нашего столика появилась рыжая Зинка,
чмокнула меня в щеку, а я вспомнила, что мы теперь подруги, схватила ее за руку
и начала уговаривать посидеть с нами.
— Нет, — покачала она головой. — Перерыв
скоро кончится. Я платье купила на бретельках и шаль, можно носить как чалму, а
можно на плечах. Хочешь взглянуть?
— Конечно, — обрадовалась я, и мы направились в ее
грим-уборную.
Комната была маленькой, разделенной пополам шаткой
перегородкой, задвижка на двери отсутствовала, но Зинку это ничуть не смущало,
она стянула с себя платье и теперь расхаживала в одних колготках.
— С Шальновым помирились? — хитро поинтересовалась
она.
— Помирились, — со вздохом ответила я.
— Не боишься, что он, в конце концов, голову тебе
оторвет?
— Не думаю, что дойдет до этого.
— Конечно, Мишка мужик неплохой, но уж очень крут под
горячую руку… Слушай, а как теперь твой старикашка, неужели кинешь? Ты
говорила: денежный мешок.
— Какой старикашка? — заволновалась я,
почувствовав, как сердце в груди екнуло и странно заныло, точно в предверии
страшной тайны.
— Да ладно, чего прикидываешься, я же не Шальнов.
Тут дверь распахнулась, и в комнате возник Мишка собственной
персоной.
— В самом деле, Зиночка, что за старикашка? —
ласково пропел он. Зинка испуганно перевела взгляд с него на меня и сказала
растерянно:
— Я в ваши дела не лезу, и вообще…
— Зина, — сказал Шальнов, поймав ее за
руку, — ты сама только что сказала, под горячую руку я могу и начудить.
Давай не зли меня.
— Я ничего не знаю, — пискнула Зинка.
— Даже имя? Спорим, отгадаю с третьего удара?
— Пусти, придурок, — заорала она, но Шальнов
держал ее крепко.
— Что за выражения… Ну, так как зовут благодетеля?
Взгляд ее метнулся в мою сторону, я пожала плечами:
— Да скажи ты ему, пусть подавится.
— Вот сама и говори.
— Он тебя хочет поколотить, а не меня, чего ж
напрягаться.
— Ну, Катька, — взвыла Зинка, вздохнула и сказала
почти спокойно:
— Имя я не знаю, не помню, то есть какое-то старинное,
вроде Герасима. У нее спрашивай, если очень интересно. Он звонил сюда, я трубку
брала, по голосу слышно, что старик, я Катьку подколола, а она сказала:
денежный мешок и может на ней жениться. А теперь валите оба отсюда и чтоб я вас
больше не видела.
Мы покинули комнату, Мишка насвистывал, а я с сомнением
посматривала на него.
— Что у тебя за привычка кулаками махать?
— Я ж шутил, — удивился Мишка. — Вообще-то я
на редкость добрый парень, меня обожают бабы и собаки.
— Идиот, — рявкнула я.
Мы вернулись за стол и просидели в молчании до часу ночи.
Мишка за это время уговорил бутылку коньяка и начал что-то напевать себе под
нос.
— Долго нам еще сидеть? — не выдержала я. Он
взглянул на часы.
— Наш шантажист явно не торопится. Вот что, поехали
отсюда.
— А как же?
— В записке сказано вечером, а уже ночь. Сидеть здесь
до утра мы не обещали. Дяде придется написать еще записку, глядишь, сваляет
дурака, и мы его прихватим.
Эти рассуждения показались мне весьма сомнительными, но
возражать я не решилась, потому что своих идей у меня не было, день оказался
чересчур насыщенным событиями, и я едва держалась на ногах, оттого очень хотела
поскорее покинуть это заведение. Уже стоя на крыльце, я вдруг вспомнила, что мы
на машине и Шальное, судя по всему, собирается сесть за руль, а между тем на
моих глазах он выхлестал бутылку коньяка.
— Лучше нам взять такси, — заметила я, косясь в
его сторону.
— С какой это стати? — удивился он.
— Ты ничего не слышал о том, что в подпитии за руль
садиться не стоит? — съязвила я, а Мишка в очередной раз обиделся.
— Это кто в подпитии?
— Ты, разумеется.
— Слушай… — сунув руки в карманы брюк, наставительно
изрек он, но я перебила:
— Разумеется, ты можешь ехать на машине, а я
отправляюсь на такси.
Мишка загрустил и сказал со вздохом:
— По-моему, это глупо.
— Это ты у нас лезешь в умники, а я человек скромный и…
