— С этим менты разберутся, можешь не беспокоиться. Не
знаю, кого убийца собирался обвести вокруг пальца, но с ментами этот номер не
пройдет. Пожалуй, стоит получше присмотреться к твоему Илье.
— В клуб поедем?
— Обязательно.
— Тогда мне необходимо переодеться.
Мы приехали домой, я поднялась в спальню, надела очередной
Катькин костюм и минут пятнадцать вертелась перед зеркалом. Заглянув в
гостиную, я обнаружила Шальнова в кресле перед телевизором с бутылкой пива в
руках, в полосатом халате и босиком.
— Ты почему не оделся? — в некоторой растерянности
спросила я.
— Соблазнять этого Дружинина без меня тебе будет
гораздо удобнее.
— Я вовсе не собираюсь его соблазнять.
— Да? По тебе не скажешь. — Он выразительно
оглядел меня с ног до головы и отвернулся.
— По-твоему, я должна идти в клуб в джинсах и футболке?
— А физиономию-то намалевала, вылитая Катька.
— Именно ее в настоящий момент я и готовлюсь
изображать. Ты ведь этого хотел?
— Чего я хотел, о том я уже сказал, но ты моим мольбам
не вняла.
— Шальнов, — начала я, а закончили мы вместе:
— Ты свинья. Мы едем в клуб или нет?
— Ты едешь. Поговори с Дружининым о том о сем, намекни,
что догадываешься, куда мог деться Палыч…
— А если он решит, что я все знаю…
— Так это хорошо.
— В самом деле? А если он сочтет необходимым избавиться
от меня?
— Будь бдительна.
— Я надеялась, ты будешь рядом. Или хотя бы отвезешь
меня в клуб.
— Вызови такси. — Он уставился в телевизор, а я,
презрительно фыркнув, направилась к телефону.
Конечно, Мишкино поведение никуда не годилось. Благоразумнее
всего было послать этого типа подальше и остаться дома, пусть он свои догадки
проверяет сам. Но я так разозлилась, что благоразумием и не пахло, поэтому,
вызвав такси и громко хлопнув входной дверью, я оказалась на улице, мысленно
костя Шальнова на чем свет стоит. Такси не замедлило появиться, я с последней
надеждой взглянула на окна гостиной и вздохнула, потому что надежды не
оправдались.
Всю дорогу до клуба я жаловалась на судьбу и сочувствовала
себе, может, поэтому дорога показалась мне слишком короткой. Швейцар у дверей
выглядел каким-то пришибленным, но, увидев меня, взбодрился. Распахнул дверь,
пропуская меня, и шмыгнул следом. Я было подумала, что он вновь затеял
какую-нибудь пакость, и пообещала себе непременно заехать ему в ухо, но о
пакостях он в тот вечер не помышлял.
— Катрин, — зашептал он трагически, торопливо
оглядываясь в пустом холле. — Чего хоть делается-то?
— Где? — испугалась я.
— В клубе, само собой. Куда Палыч исчез? Неужто порешили…
— А что, труп нашли? — Колени у меня вроде бы
подкосились.
— Пока нет, но ведь куда-то человек подевал-ся? Который
день не показывается ни дома, ни на работе. В квартире у него чего-то искали, я
слышал, как Колька с ментом разговаривал. И в клуб влезли… Палыч-то многих
деньгами снабжал, а в кабинете, в ящике железном, у него расписки были, Колька
менту объяснял. Во-от… может, кто того… из-за денег Палыча…
— Чего ты его хоронишь? Вдруг он влюбился и на Канары
укатил?
— А как же клуб?
— А чего клубу сделается?
— Нет, Катрин, Палыч не из таковских. А потом
ограбление это, то есть не ограбление, а вообще не пойми чего. А парня-то
убили, Игорька Прокофьева, поди уже слышала?
— Ничего я не слышала…
— Так ты ничего не знаешь?
— Нет, конечно… Откуда?
— Ну, сейчас введут в курс дела… Пять лет работаю, но
чтоб такое… Бывало, пьяные клиенты пальбу устроят, помню, Гришу-Фортача прямо у
дверей уложили. Если б я по нужде не отлучился, лежать бы мне рядом с ним. Из
автоматов однажды стреляли, четверых тогда труповозка свезла, но чтоб нас
грабили, такого не припомню.
— Времена меняются, — пробормотала я.
Швейцар подобрался, робко кашлянул и торопливо выскользнул
за дверь, а я, повернув голову, увидела парня, который в прошлый раз
выспрашивал меня насчет Юрия Павловича. Следом за ним появилась рыжая Зинка,
ворчливо крикнув:
— Николай Семенович, мы сегодня работать-то будем?
— Иди, Зина, работай, — отмахнулся он.
— Как работать, все точно на похоронах. — Тут оба
заметили меня и заспешили навстречу.
— Катрин, — вроде бы обрадовался Николай
Семенович, который, как видно, в отсутствие Палыча руководил данным
притоном. — Хорошо, что пришла. Здесь из милиции товарищ хотел с тобой
поговорить.
— Зачем? — перепугалась я.
— У нас ограбление, всех допрашивают.
— Слышала, сторожа кокнули? — затараторила
Зинка. — Я тебе звонила, нарвалась на автоответчик, а с ним я
разговаривать не люблю, чувствуешь себя дура-дурой…
— Мне уже швейцар рассказал…
— Неймется ему, пень старый. Поставь дурака у дверей,
так он все новости разом выболтает.
— Дуры вы, — неожиданно разозлился Николай
Семенович. — Хоть бы головами подумали, чего болтаете. Тут такое творится,
а им лишь бы языком молоть. Катрин, идем со мной, а ты, Зинка, шла бы к
музыкантам, хоть бы ноту какую выучила.
— Ноту, — проворчала та, — зачем она мне? Нот
я не видела, что ли? Сам-то много чего учил?
Не знаю, как долго Зинка распиналась бы в том же духе, но
Николай Семенович, подхватив меня под локоть, повел на второй этаж.
— Ситуация, скажем прямо — хреновая, — шептал он
мне на ухо. — А главное, непонятная. Палыч как сквозь землю провалился. И
что, скажи на милость, делать? Мое-то положение каково? Уж если бы он того…
тогда все ясно, а так?
— А милиция его ищет?
— Сказали, будем искать. Я всех, кого мог, уже
обзвонил, никто ни сном ни духом…
Он резко замолчал, замер возле своего кабинета, одернул
пиджак и распахнул дверь, я вошла первой, он за мной. За столом сидел дядька в
темной водолазке, седой, коротко стриженный, с отечным лицом и сизым носом.
Впечатление он производил, мягко говоря, неважное.
