— Я не могу, — простонала Эмма. — Они убьют
его.
— Очень возможно, что они его и так убьют, —
жестко сказал Мишка. — Если уже не убили.
— Замолчите, — вскрикнула Эмма. — Я не могу
рисковать. Если он все-таки жив, я должна его спасти или хотя бы попытаться
спасти. Неужели вы не понимаете?
— Понимаю. Но не все. Например, почему выкуп должна
везти Ольга? Это здорово похоже на ловушку.
— На какую ловушку? — удивилась Эмма. Конечно, она
думала о своем Илье и моя особа ее совершенно не волновала. Впрочем, я была не
в обиде.
— Почему бы вам самой не отвезти выкуп? Кстати, вы
знаете расположение бывшей обувной фабрики?
— Конечно. Мы там арендуем помещения, в частности,
склады.
— А котельная далеко от центральных ворот?
— Нет. Почти напротив, может сто метров, может двести.
Я не очень хорошо определяю расстояние. Котельная не работает.
— А этот брезент, под который надо положить пакет… Что
он из себя представляет?
— Там какие-то ящики, видимо, покрытые этим брезентом.
Вы поедете? — спросила она, переведя взгляд на меня.
— Я боюсь, — честно призналась я.
— О том, чтобы ехать одной, и речи быть не
может, — заявил Мишка. — Вы беспокоитесь за судьбу своего мужа, а я
не хочу рисковать любимой девушкой.
— Что же делать? — тихо спросила Эмма, с надеждой
глядя на меня. — Если я не выполню их условия, они убьют Илью.
Мишка поморщился.
— Вы и так их не выполните, раз в письме говорится о
Катерине. Рассказывайте подробнее, где ворота и где эта чертова котельная.
Эмма стала объяснять и даже что-то чертила на листе бумаги,
но я ни словечка не слышала, в ушах у меня стоял звон от словосочетания
«любимая девушка». Это он обо мне так? Разумеется, обо мне, раз мне предстоит
ехать на эту обувную фабрику. Интересно, он всерьез так сказал или образно?
— Ты согласна? — услышала я и кивнула, сообразив,
что Мишка задает мне вопрос не в первый раз. О чем он спрашивал, не имело
значения, я была готова на все, и никакие пальцы меня больше не пугали. Я буду
светить фонариком, если понадобится, влезу на трубу этой самой котельной, хотя
терпеть не могу высоты, и черт знает что еще смогу сделать…
— Но если вы пойдете с Ольгой, сделка не
состоится, — заволновалась Эмма. — Они убьют его.
— Или я иду с ней, или она вообще никуда не
идет, — отрезал Мишка.
— Но что же тогда делать мне? — взмолилась Эмма.
— Не знаю. Звоните в милицию, идите на фабрику, делайте
что угодно.
— Как думаете, они его отпустят? — тихо спросила
Эмма, помолчав немного. Мишка пожал плечами.
— Не знаю.
— Я совершенно раздавлена всем этим, я… я не могу
думать… Господи, они отрезали ему палец… бедный Илья, что ему пришлось
пережить…
— Миша, — робко кашлянув, подала я голос. —
Думаю, Эмма Станиславовна права: мы не можем рисковать. Я пойду одна, а ты
будешь ждать меня возле ворот, вряд ли произойдет что-то такое… В конце концов,
им ведь нужны деньги.
— Но почему они выбрали тебя?
— Не меня, а Катьку. — Я потянула Мишку за руку и
вывела с кухни, пробормотав Эмме:
— Извините… Мишка, — сказала я, когда мы оказались
одни. — А что, если это сестрица?
— Сестрица? — не понял он.
— Конечно. Как ты думаешь, смогла бы она согласиться
оттяпать у кого-то палец за сто тысяч баксов?
— Да она за десять голову кому хочешь оттяпает. Но с
чего ты взяла, что тут без нее не обошлось?
— Понятия не имею, просто догадка. Если в письме
написано, что выкуп должна передать Катька, то обвинять ее в похищении как-то
нелогично. Если угодно — это алиби. К тому же Катьке доподлинно известно, что я
ужасная трусиха и лишнего шага не сделаю, то есть выполню, что велели, исключительно
точно.
— Твоя сестрица окончательно свихнулась, — заявил
Мишка. — Если выяснится, что ты права, я лично сверну ей шею.
Мы вернулись в кухню. Шальнов хмурился, а я пребывала в
задумчивости, Эмма продолжала смотреть на нас с надеждой, так что я в конце концов
сказала со вздохом:
— Я согласна.
— А я нет, — тут же влез Мишка. Эмма всхлипнула,
слезы крупным горохом покатились из ее глаз. — Звоните в милицию, —
разозлился Шальнов, покачал головой и сказал, точно оправдываясь:
— Одна ты не пойдешь, либо со мной, либо…
— Если все как я думаю, то никакого особенного риска
для меня нет… — Мы опять принялись спорить и занимались этим часов до десяти.
Эмма была близка к обмороку. Время приближалось к критической отметке, а мы так
ни о чем и не договорились, зато изрядно вымотались и теперь сидели молчаливые
и опустошенные.
Вот тут-то Эмме и позвонили на сотовый. Она достала трубку,
сказала «да», и лицо ее мгновенно преобразилось, а мы насторожились и
придвинулись ближе.
— Вы приготовили деньги? — вне всякого сомнения,
спрашивала женщина.
— Приготовила, — торопливо ответила Эмма.
— Катерина согласна?
— Она может приехать только со своим мужем. Пауза.
— Хорошо. И помните, никакой милиции, если мы заметим…
— Стойте, — перебила Эмма. — Вы не получите
ни копейки, пока я не буду уверена, что мой муж жив.
— Он жив… — Вновь пауза и голос Ильи:
— Эмма, дорогая…
— Господи, — выдохнула она. — Как ты?
— Ради бога, сделай то, что они говорят… они меня
убьют…
Связь прервалась. Эмма отбросила трубку и бессильно
откинулась на спинку стула.
— Вы слышали? — спросила она белыми губами, их
бледность не смогла скрыть даже помада.
— Слышали, — кивнул Мишка.
— Вы поедете?
— А что еще остается? Пара надежных ребят из охраны у
вас найдется?
— Я боюсь, они сообщат в милицию…
— Я ведь сказал: надежных. Если нас попытаются
обмануть, нельзя позволить этим типам уйти с фабрики.
— Но…
