Все это заняло буквально несколько секунд, заработал
двигатель машины, и еще через секунду она, судя по звуку, скрылась в
направлении проспекта.
— Ты цела? — шепнул Мишка. — Тебя не задело?
— Плечо больно, — пожаловалась я. — Наверное,
ударилась, когда ты меня повалил.
Мишка щелкнул фонариком, но свет не вспыхнул, в досаде он
отшвырнул фонарь в сторону, поднялся, поднял меня, потом рывком вернул на
асфальт и заявил:
— Лежи здесь. И не вздумай нос высовывать.
— А ты?
Но Шальнов не ответил, стремительно удаляясь к котельной.
Подумав, я потрусила следом.
Тишина стояла невероятная, слышались только Мишкины шаги, да
еще, может быть, мои, хотя я и старалась двигаться на носочках, не столько
опасаясь новой стрельбы, сколько Мишкиного гнева. От центральных ворот
отделилась тень и теперь приближалась к нам.
— Михаил, — узнала я голос Анатолия, — кто
стрелял?
— За воротами была машина, пальнули в нас и скрылись.
Ты кого-нибудь видел?
— Ни души. К котельной никто не подходил.
— Неужели они испугались и не рискнули забрать деньги?
Тут Мишка увидел меня.
— Я тебе где велел ждать?
— Я ничего не понимаю, — заволновалась я. —
Что происходит? Илья не появился?
— Нет, — покачал головой Анатолий.
— А деньги?
— Здесь никто не показывался.
Мы подняли брезент, но пакета не обнаружили. Я шарила рукой
по земле в крайнем недоумении.
— По-моему, пусто…
— Здесь никого не было, — упрямо повторил
Анатолий. — Сейчас принесу фонарь из машины.
Он бросился к воротам, а Мишка, взглянув на мое плечо,
рявкнул:
— Черт возьми…
Вот только тогда я поняла, что ранена, — теплая кровь
стекала по плечу на грудь. Я решила упасть в обморок, но, сообразив, что
свободно могу двигать рукой и даже не испытываю особой боли, передумала.
Вернулся Анатолий с фонариком, и Мишка, забыв на время про
деньги, занялся моим плечом.
— Повезло, — сказал Анатолий, наблюдая за тем, как
Мишка накладывает мне повязку из своей футболки.
— Какое там повезло, — рявкнул тот. — Ее же убить
могли…
— Слава богу, не убили. Пуля только кожу срезала. А вот
если бы сантиметром ниже…
— Ты сказал Эмме, чтобы вызвала милицию? —
встрепенулась я.
— Сказал.
Мы дружно вспомнили про деньги, стащили с ящиков огромный
брезент и осмотрели площадку, пакет точно сквозь землю провалился.
— Этого не может быть, — разозлился Анатолий.
Может или нет, а пакет, как говорится, тютю… — Но как же они…
— Зови Серегу, — вздохнул Мишка. — Эти типы
наверняка уже смылись. Серега, — крикнул он. — Серега, все
кончилось. — Через несколько секунд тот возник в свете фонаря.
— Кто стрелял? — спросил он тревожно.
— Черт их знает. Видел кого-нибудь?
— Из котельной никто не выходил, могу поклясться. Ни
единой живой души, даже тень не мелькнула.
— А денежки исчезли, — с досадой сказал Мишка и
пнул ближайший ящик, он отлетел в сторону, и Шальнов грязно выругался. —
Поздравляю, ребята, нас провели как младенцев. — Он зло хихикнул, а мы
увидели люк канализационного колодца. — Вот почему они выбрали это место,
колодец, брезент, на кой черт им шастать по фабрике, когда… ну надо же… ну,
артисты…
В этот момент прибежала запыхавшаяся Эмма.
— Вы нашли Илью? — спросила она резко.
— Вряд ли он здесь, — вздохнул Мишка.
— Но ведь они получили деньги. Какой им смысл его
удерживать? ,
Мы дружно отвели глаза в сторону, о смысле, конечно, все
догадывались, и в первую очередь сама Эмма. Она бессильно опустилась на ящик,
раскачиваясь из стороны в сторону и заунывно повторяя:
— Боже мой…
Тут послышались милицейские сирены, а я здорово испугалась,
потому что все опять страшно запуталось. Как объяснить милиционерам создавшуюся
ситуацию, я понятия не имела.
— Миша, как хочешь, я больше врать не буду, —
прошептала я Мишке на ухо.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился он.
— Все. Я расскажу правду, даже если меня тут же
посадят. Я Ольга Иванова, моя сумасшедшая сестра…
— Стоп. Про Палыча ни слова. Я не хочу в тюрьму. Говори
любую правду, а про труп забудь. Не видели мы его и знать ничего не знаем.
— Миша, я не могу врать выборочно. Я запутаюсь.
— Старайся. И помни: от твоего мастерства зависит наше
будущее. Хочешь, чтобы оно было светлым и счастливым, забудь про Палыча.
— А как мы объясним, почему Эмма обратилась к нам?
— Это она пусть сама объясняет. И вообще, ты ранена,
тебе в больницу надо. Ты вполне можешь находиться без сознания, а говорить буду
я.
Рядом с воротами замерли милицейские машины, стражи порядка
уже проникли на территорию, а я решила: самое время мне лишиться чувств.
Анатолий кратко обрисовал ситуацию вновь прибывшим, и те прочесали обувную
фабрику. К ним присоединилась охрана складов по соседству, но толку от всего
этого было мало: Илью не нашли.
Прихватив фонари, несколько человек спустились в канализационный
колодец и смогли выйти в соседнем переулке. Дел у милиционеров хватало, и,
воспользовавшись этим, Мишка отвез меня в больницу.
Рана оказалась пустяковой, даже швы накладывать не стали,
сделали перевязку и отпустили. Мы отправились домой, и я уснула еще по дороге,
так что сам момент возвращения помню с трудом.
А уж утром все и началось. Нас вызвали в милицию и несколько
часов подробно расспрашивали, но Мишка волновался напрасно: о Юрии Павловиче
никто и не вспомнил. Милицию мы покидали вместе с Эммой Дружининой. Как она
держалась на ногах, для меня было загадкой. Выглядела она смертельно больной,
выходит, своего Илью она действительно любила.
— Пойдемте ко мне, — вдруг попросила она.
Признаться, я удивилась, а Мишка нахмурился, прикидывая, как повежливее
отказаться, но она тихо добавила:
