— Сиди и не высовывайся. Сейчас опять начнут вопросы
задавать.
— Миша, зачем они это сделали? Ведь они получили
деньги?
— Ты забыла, что сказал Илья по телефону: он догадался,
кто убил Палыча, и вот результат…
Домой мы вновь попали уже под утро. К тому времени не только
я, но и Шальнов лишился своего оптимизма. Вместо того чтобы лечь спать, он
принялся курить и вышагивать по гостиной.
— Миша, — позвала я, — о чем ты думаешь?
— О деле, — недовольно ответил он.
— Знаешь, по-моему, она его по-настоящему любит, —
вздохнула я.
— Кого?
— Илью, конечно.
— А-а… слушай, шла бы ты спать.
— А ты?
— А я немного подумаю.
— Тогда я лучше здесь посижу.
— Совершенно необязательно.
— Миша…
— А?
— Ты Эмме сказал, что не можешь рисковать любимой
женщиной.
— Ну?
— Что «ну»? Ты ведь не просто так сказал?
— Не доставай меня, а? — взмолился Шальнов. —
Иди отсюда. Всю ночь на ногах, тебе надо отдохнуть.
— Чего ты на меня злишься?
— О господи, да ты святого достанешь. Иди спи…
Я поднялась в спальню, начав реветь еще по дороге. Ведь
знала же, что такому парню, как Шальнов, верить нельзя. И что теперь? Я вот
сижу, реву как дура, а ему наплевать. Он, видите ли, думает. Мне стало так
горько, так одиноко, что я зарыдала в голос, сунув голову под подушку. Потом
понемногу успокоилась, прислушиваясь к шагам внизу. Я страдаю, а ему до этого
нет никакого дела. Он эгоист, черствый, самовлюбленный тип. Я просто идиотка,
раз могла вообразить, будто такой человек способен любить кого-то. Он не любил
Катьку, и до меня ему нет никакого дела. Закончится это дурацкое расследование,
и он отправит меня в Кострому, отмочив на прощание какую-нибудь шуточку. Так
мне и надо, сестра предупреждала… Незачем дожидаться, когда он популярно
объяснит, что мне пора отправляться домой, я вполне могу уехать сейчас. Все
равно толку от нашего расследования никакого. Если Мишке нравится играть в
Шерлока Холмса — на здоровье, а я устала. Может, Катька в Костроме объявится, а
может, она у меня и живет в настоящее время? А что? Из ее подозрительных друзей
обо мне мало кто знает, и моя квартира для нее идеальное убежище.
Внизу стало тихо. Как я ни прислушивалась, не могла
разобрать ни звука. Подождав еще немного, я спустилась вниз. Шальнов лежал на
диване и крепко спал. Я постояла над ним немного, затем поднялась в спальню,
собрала свои вещи и написала записку: «Миша, извини, но я считаю, что
расследованием должна заниматься милиция». После чего подхватила свою сумку и
пошла к входной двери, правда, не удержалась и еще раз заглянула в гостиную.
Мишка спал как убитый. Я вытерла слезы, покинула жилище, заперла дверь и
бросила ключи в почтовый ящик, скорее всего для того, чтоб не иметь возможности
вернуться через полчаса. Было по-утреннему прохладно, на улице ни души, только
голуби чинно вышагивали по тротуару. На проспекте мне повезло, из переулка
показалось такси, и я благополучно добралась до вокзала, купила билет на
автобус и устроилась на скамейке.
До отправки оставалось еще полчаса, время шло, а я все чаще
вертела головой, высматривая в толпе пассажиров знакомую фигуру, но так ничего
и не высмотрела. Это только в кино герой непременно появляется в последний
момент, объясняется героине в любви, и потом они живут долго и счастливо. И
все-таки до последнего мгновения я продолжала надеяться.
Автобус тронулся с места, а я закрыла глаза и даже
отвернулась от окна. Город остался позади, и я почувствовала странное
спокойствие, будто этих сумасшедших дней вовсе не было в моей жизни, точно они
мне привиделись во сне, а теперь я проснулась.
В полдень я вышла из троллейбуса неподалеку от своего дома,
подумала и завернула в парикмахерскую. Покрасила волосы в привычный цвет,
стянула их в хвост на затылке, достала из сумки очки и сразу же почувствовала
себя в своей тарелке.
Подходя к родному подъезду, я что-то насвистывала,
прикидывая, что, наскоро перекусив, отправлюсь к кому-нибудь из девчонок. Мы
сходим на пляж, а вечером… На ступеньке, в трех шагах от моей квартиры, сидел
Шальнов. Услышав, как хлопнула дверь, он поднял голову и уставился на меня.
— Это ты? — спросил Мишка с сомнением.
— Я, — пожала я плечами. — Давно ты тут
сидишь?
— Минут пятнадцать. Уже начал волноваться… Ты совсем на
себя не похожа, — заметил он, а я опять пожала плечами:
— Наоборот.
— Очки… у тебя что, зрение плохое?
— Минус два.
— Я в этом не разбираюсь. Может, мы войдем в
квартиру? — вздохнул Шальнов. Мы вошли, я бросила сумку у порога и
прошлась по своим двадцати трем квадратным метрам, но никаких следов Катькиного
присутствия не обнаружила. — Значит, здесь ты и живешь? — спросил
Мишка, оглядывая мои хоромы. — Квартира твоя или снимаешь?
— Снимаю.
— Понятно. Не скажешь, что это дворец.
— Да, после твоей выглядит довольно паршиво. Но мне
нравится. Когда я была маленькая, мы тоже в «хрущевке» жили, правда в
двухкомнатной.
— А мы в коммуналке. Настоящий барак, длинный такой
коридор и восемь комнат. Мама привыкла. Даже когда я купил ей квартиру, ни за
что не хотела переезжать. Еле уговорил.
— У тебя есть мама? — несказанно удивилась я,
Мишка скривился, а я покраснела. — Извини, я не правильно выразилась.
— У меня две сестры и два брата. Отец умер восемь лет
назад, был путевым обходчиком. Мама тоже на железке работала.
— И где они?
— В Кургане. Слышала о таком городе?
— Слышала, кажется…
— Ну вот, я оттуда.
— А здесь как очутился?
— После армии, служил тут неподалеку… Ты чего сбежала?
— Я не сбегала, — сказала я, поставив на плиту
чайник. — Я оставила тебе записку, где все объяснила.
— Ничего ты не объяснила. Я тебя чем-то обидел?
— Вовсе нет, — ответила я. — Слишком много
трупов. Боюсь, что мы только все запутали еще больше и ни в чем так и не
разобрались. Пусть этим занимается милиция.
— Они займутся, — проворчал Мишка. —
Оглянуться не успеешь, как в каталажке окажешься.
