Все на камбузе как бы случайно отодвинулись подальше, но старались делать вид, что ничего не происходит.
Мистер Лисбон настаивал, что на самом деле утка в меню есть.
— О! — Влад воздел руки к небу. — Хорошо, дайте мне тогда КОПИЮ МЕНЮ! — Он устроил целое шоу из изучения груды бумаг на столе. — Нет. Утки нет в меню НА СЕГОДНЯ. Она есть НА ЗАВТРА. Вы что? Вы ИЗМЕНИЛИ меню. Не говоря мне, я так думаю? Ясно. Я понял теперь, что вы изменили меню и не сказали мне. Да, ясно. Спасибо вам за это большое. Прекрасно.
Тут Влад потянулся к подставке для разделочных ножей и начал зловеще выкладывать их на прилавок по размеру.
— Утка, — бормотал он сам себе. — Утка. Но сегодня вторник. А утка должна быть в среду.
Все знали, что надо оставить его одного, когда он берется за ножи, вот как сейчас. Он несколько минут будет их осматривать, проверять остроту лезвий, и это успокоит его.
А потом он достал из морозильника утку и принялся за готовку.
Это было замечательно.
Может, шеф Влад и сумасшедший, но печальным будет тот день, когда он решит покинуть корабль. Или его выволокут, брыкающегося и вопящего, в смирительной рубашке, что, как говорит Баз, более вероятно. Сегодня он выглядел довольно спокойным и даже улыбнулся, передавая мне две тарелки. Уже одного запаха было довольно, чтобы быть сытым.
За едой я часто думал об отце. Он обедал за этим же самым столом со многими из тех людей, с которыми мы теперь задеваем друг друга плечами. Они знали моего папу. Знали, что он хорошо и честно служил на борту «Авроры». Некоторые были его друзьями. Я рад, что нахожусь среди них. Мне не нужно говорить с ними об отце, мне просто приятно знать, что он бывал здесь.
Я приканчивал вторую порцию пюре, когда дверь столовой отворилась и вошел парень, которого я никогда прежде не видел. Я сразу понял, что это молодой Лунарди. Пюре застряло у меня в горле, и мне пришлось отхлебнуть молока, чтобы протолкнуть его в желудок. Лунарди немного неуверенно огляделся, потом сел с краю моего стола.
— Привет, — сказал он. Ему было семнадцать или восемнадцать, и, уныло отметил я, он был просто красавчик, прямо киноактер. Он и вправду был похож на героя фильма, который я недавно видел. Я почувствовал, что во рту у меня пересохло от злости. Что ж, видно, за деньги можно купить все, даже красоту. Он уселся, и первое, что он сделал, — опрокинул кувшин с молоком. Жалко, тот был почти пустой, и лишь немного пролилось ему на колени. Он вытер их салфеткой, уши его налились краской.
— Не слишком-то ловко, да? — сказал он, пытаясь улыбнуться и глядя прямо на меня.
Я не мог встретиться с ним взглядом, поэтому пялился на эмблемы младшего матроса в уголках воротника его форменной куртки. Вытисненный на ткани маленький золотой штурвал. Наверняка он должен знать, кто я и в чем его вина. Но, может, не знает. Может, никто не сказал ему, и этот слепой дурачок не знает.
— Я Брюс Лунарди, — объявил он. — Матрос-стажер.
Все кивнули и вежливо поприветствовали его, не более того. Кое-кто глядел на меня, как я отреагирую. Им было любопытно, как я себя поведу. Ну, если они ожидали зрелища, я не собирался его для них устраивать. Сидящий рядом Баз подмигнул и толкнул меня локтем. Я ничего не сказал. Просто медленно пил второй стакан молока.
— Так ты сынок Отто Лунарди? — спросил один из мотористов.
— Ну да, — ответил он.
— Как думаешь, твой папаша даст мне повышение? — выкрикнул кто-то, и за столом засмеялись.
— Я, конечно, замолвлю за тебя словечко, — пообещал Лунарди. — Но это такой жадный старый козел, скажу я вам!
Хохот стал громче, но теперь он не был направлен против Лунарди, и даже я не мог не фыркнуть и не улыбнуться.
Прием пищи на корабле — время замечательное, но быстро проходящее. На самом деле ни у кого нет времени рассиживаться, кроме тех, кто сменился с вахты и готов пожертвовать сном ради дружеской компании и болтовни. Аппетит у меня пропал, даже несмотря на то, что на десерт была свежая бразильская клубника с карамелью и ванильным кремом. Я кивком попрощался с остальными и направился к выходу, с облегчением уходя подальше от Лунарди.
Хотел бы я, чтобы он заявился в столовую нагло и самоуверенно, хвалился своим положением, жаловался на службу, и на свою каюту, и на неудобства, которые вынужден терпеть после царской роскоши на земле. Но нет, он казался неплохим парнем, и от этого мне было еще хуже.
Наверху салон первого класса заполнялся по мере того, как пассажиры заканчивали обед. Все джентльмены были в черных смокингах, рубашках с острыми воротничками и галстуках-бабочках, а леди — в длинных вечерних платьях и драгоценностях. В салоне находились по большей части леди, потому что мужчины, похоже, предпочитали курительную комнату, где они могли подышать дымом, и выпить, и потолковать о разных серьезных вещах — скажем, о прибылях и ценах.
За столиком у окна сидели мисс Симпкинс и Кейт де Ври. Меня просто потрясло, как выглядит Кейт. В своем шелковом наряде она была словно другим человеком. Она уложила волосы наверх, а на шее скромно поблескивало ожерелье. Плечи ее были обнажены. Когда я увидел ее утром, это была девочка, а сейчас она вдруг сделалась похожей на взрослую женщину. Сидевшая рядом мисс Симпкинс пила чай, прическа ее напоминала какой-то чудовищный улей. Кейт увидела меня и улыбнулась, и, по крайней мере, эту улыбку я узнал. Я кивнул, направляясь к бару, чтобы сменить Джека Мёбиуса.
— Взгляни на женщину с кошмарной прической, — шепнул он, сдавая мне место.
— Я про нее все знаю, — прошептал я в ответ.
— Сказала, что у чая такой вкус, словно в нем мыли рыбу.
— Надо было сначала вытащить из него беднягу, — пояснил я. — Тогда дама ничего бы не заметила.
— Удачи, Мэтт, — рассмеялся он.
Баз подошел попозже и сел за рояль. Это просто чудо, весь алюмироновый, только представьте себе, и весит всего пару сотен кило. Да Баз и сам чудо, его руки так и отплясывают над клавишами вальсы и танго.
— Эта музыка слишком громкая, — услышал я жалобы мисс Симпкинс. — Слишком пронзительная. Совершенно не подходящая для юного слуха. — Спустя несколько минут она поднялась и Кейт неохотно встала следом, встретилась со мной взглядом и на мгновение задержала его, словно хотела что-то сказать. Мисс Симпкинс, заметил я, двигалась неспешно, останавливаясь, чтобы взглянуть на картины или скользнуть взором по океанской глади, окрашенной в красное последними закатными лучами. Она шла, точно ожидая, что на нее станут смотреть, и, как ни забавно, несколько мужчин действительно смотрели. Похоже, она им нравилась, и я готов допустить, что им эта женщина казалась привлекательной. Я предположил, что они еще не разговаривали с ней. И может, ее волосы не выглядели, с их точки зрения, так ужасно, как с моей.
У Кейт волосы пышные, и она заколола их на затылке. Они цвета красного дерева. Но больше всего мне нравились ее глаза, они все время менялись — то искрились, то вдруг сверкали, будто молнии в грозу.
