Все остальные тоже были немногословны, а Маша почему-то во все глаза пялилась на Лёлю, но когда та улыбалась в ответ, Маша пугалась и принималась торопливо жевать.
Никто не сказал ни слова, кроме дежурных благодарностей Столовому. Тот не ответил – только губы обиженно поджал и принялся ворчать под нос: «Ну кто так ест? Надо же с радостью, с удовольствием…»
К дубу подошли в сосредоточенном молчании. Кот спал, повернувшись к миру основанием пушистого хвоста.
– Ну что, – спросил Антон, – надумали чего?
Он надеялся, что всеобщее утреннее сумрачное состояние вызвано стремлением что-нибудь такое придумать – и, возможно, кто-нибудь что-нибудь сообразил. Антоха оказался прав наполовину. Все думали, но никто ни до чего не додумался.
– Так и будем стоять? – спросила кошачья спина. – Или все-таки покормим несчастное животное, лишенное самого святого – свободы?
Лёля поставила перед спиной лоток с свежайшей сметаной. Васька соизволил повернуться противоположной хвосту стороной.
– Сметана, – траурно произнес он. – Опять сметана!
И принялся есть с таким видом, как будто спасает Вселенную от страшного яда ценой своей жизни.
– Так вчера же сметаны не было! – удивилась Маша.
Кот не посчитал необходимым отвечать на всякую галиматью.
– Васенька, – ласково сказала Лёля, – а что ты про землю вчера говорил?
Васенька дернул кончиком хвоста в том смысле, что пошли вы все со своими проблемами, не видите – животное занято?
Мишка вздохнул, вопросительно глянул на Антоху и, получив ободрительный кивок в ответ, поднял наглого кота за шиворот левой рукой. В правой он сжимал полюбившуюся ему медную трубку.
– Ты! – грозно прорычал Мишка. – Нашу же сметану жрать – и нам же хамить?
– Мяу! – прохрипел Васька.
Мишка встряхнул его так, что внутри у кота что-то явственно булькнуло.
– Мяу! – твердо ответил Васька и зажмурился.
– Может, зря ты его так? – осторожно спросила Лёля.
– Могу и не так, – с угрозой ответил Мишка. – Могу и башкой об дуб! Или трубкой по башке, выбирай!
Мишка красноречиво отвел руку с трубкой. Кот зажмурился еще крепче. По его виду было, что он скорее умрет, чем подчинится грубой силе. Грубая сила в лице Мишки начала свирепеть. Неизвестно, чем бы это все кончилось, если сверху, из ветвей не раздался булькающий, как будто даже кудахтающий, голос:
– Юноша, вы его хорошо держите?
Все собравшиеся, кроме Васьки, дружно посмотрели наверх, но в густых ветвях дуба ничего не рассмотрели.
– Хорошо держу! – ответил Мишка и, видимо, чтобы убедиться в правдивости своих слов, еще раз встряхнул кота.
Васька коротко мявкнул.
– Вы уж покрепче, пожалуйста!
И с этими словами на землю спланировало странное существо. Размером оно напоминало курицу. Впрочем, курицу оно напоминало всей своей нижней частью: когтистые лапы, пух, перья, крылья… А вот голова на этом птичьем тельце была определенно человеческая, более того, женская. И очень знакомая…
– Здрасьте, тетя Лариса! – автоматически поздоровалась Люба.
Голова тети Ларисы – технички, которая держала в страхе всю школу, – укоризненно глянула на Любу и обратилась к Антону:
– Вы не против, если я поем?
– Да ради бога, – ответил Антон торопливо.
Техничка была единственным человеком в школе (кроме директора), которого Антон побаивался и даже не стеснялся в этом признаться. Тетю Ларису все побаивались. И директор, кстати, тоже.
Полуптица-полутехничка с аппетитом взялась за сметану. Васька утробно завыл.
– Смотри у меня! – на всякий случай Мишка поднял кота повыше.
Васька завывать не перестал.
Некоторое время все молча смотрели, как пернатая тетя Лариса уплетает котову еду, время от времени бросая цепкие взгляды на Ваську и вытирая губы крылом.
Когда она, наконец, утолила свой пернато-человеческий аппетит, Севка решился спросить:
– Простите… а вы кто?
– Райская птица! – гордо ответила полукурица.
– О! – выразил общее удивление Антон.
В его представлении райская птица должна была выглядеть несколько по-другому.
– Ну ладно, – недовольно кудахтнула райская птица, – можете звать меня русалкой.
На сей раз никто не произнес даже недоуменного «О!». Все просто вытаращили глаза. На русалку тетя Лариса в курином обличье была похожа еще меньше.
И тут Мишку, что называется, пробило на хи-хи…
– Ой, не могу, – загоготал он, – Русалка… Ой, ха-ха-ха… Вот они какие, оказывается… Ой, я сейчас лопну от смеха…
Мишка даже кота выпустил, тот отбежал от него на расстояние вытянутой цепи и принялся нервно вылизываться. «Русалка» на всякий случай взлетела на ветку дуба.
– Ой, всё, это уже предел, – хохотал Мишка. – И так от этих чудес крыша едет, так еще и это… Оно – русалка… Ха-ха-ха… Все, я сейчас умру…
Тетя Лариса смотрела на Мишку с выражением такого испепеляющего презрения на лице, что, по идее, он должен бы был самовозгореться и исчезнуть.
– Ой, – сказала Маша, которая как завороженная смотрела на птицу-техничку, – «Русалка на ветвях сидит»…
Лёля хлопнула себя по лбу и сказала:
– Ну конечно! Тетя Лариса! А я-то думала все время, зачем же Пушкин русалку на дуб засадил, ей же там неудобно, и вообще сухо.
– Умная девочка, – поджав губы, сообщила тетя Лариса.
– То есть? – спросил Мишка, перестав смеяться.
– Похоже, – пояснил Севка, – в старину русалками называли вот таких кури… э-э-э-э… птиц. Райских.
Райская курица величаво кивнула.
– И Пушкин, когда писал, имел в виду именно такую русалку, – продолжила Лёля.
Тетя Лариса приняла картинную позу, поклонилась сначала в одну сторону, а потом в другую.
– Ой, я такую в книжке видела. В сказках, – сказала Маша.
– А я в старом мультике, – сказала Люба.
– Ну вот и познакомились, – с царским видом кивнула тетя Лариса.
Мишка подавленно молчал.
– Вы не переживайте, молодой человек, я вам прощаю ваше невежество, – милостиво сообщила Русалка. – Я когда сытая – добрая.
Васька зашипел.
– Ой, боюсь, боюсь, – картинно всплеснула крыльями тетя Лариса. – Тоже мне, вещий Боян, трепло сказочное…
Васька попытался запрыгнуть на ветку, но не смог.
