Самойлова вздохнула, по&прежнему не замечая наших «ляпов».
– Повторяю, мы все придумали.
– Не вспомните, какая обувь была у Кати на ногах, когда она пришла в чулан с улицы? – уточнил Фил. – Это очень важно!
Раиса Ивановна нахмурилась, но ее лицо быстро разгладилось.
– Столько лет прошло! Точно не скажу, но, думаю, на плоской подошве. Катя не раз говорила, что не умеет водить машину в туфлях на каблуках. Неужели Софья Яковлевна так хорошо мой рассказ до сих пор помнит?
– Думаю, она его никогда не забудет, – медленно произнес Филипп. – Ведь не каждый день у женщины погибает племянница.
* * *
Когда мы снова сели в джип, Корсаков сказал:
– Хочу ответить на не заданные тобой вопросы. Почему мне в голову пришла идея проверить финансы Самойловой? Потому что я знаю, у людей есть две главные болевые точки: деньги и секс. Если желаешь разузнать о каком&то человеке нечто важное, сначала изучи его банковский счет, а потом попробуй засунуть нос в постель. Либо в одном, либо в другом месте найдешь много интересного. Где я выяснил про Владимира Куркина? Уже говорил – у меня много знакомых, готовых предоставить любую информацию.
– Пожалуйста, отвези меня домой, – прошептала я, – голова очень болит и кружится.
Фил тут же перестроился в левый ряд.
Несмотря на отвратительное настроение, я испытывала к нему благодарность. Большинство людей сейчас, услышав мои слова, стали бы задавать вопросы, предлагать таблетки, советовать посетить врача, а Корсаков сразу все понял и поступил именно так, как мне хотелось, – молча направился к таунхаусу Барашковых.
– Потом поговорим, – сказал он, когда я выбралась из машины. – Степа, сделай одолжение, пока не предпринимай никаких действий. Просто выпей чаю, ложись в кровать и поспи. Когда проснешься, позвони.
Сил что&либо ответить не нашлось. Я не смогла даже кивнуть. Повернулась и поплелась ко входу в дом, еле&еле передвигая будто свинцовые ноги.
– Степонька, тебе плохо? – запричитала Нюрочка, увидав, как я вползаю в кухню.
Я сделала гигантское усилие и выдавила из себя:
– Полный порядок. Можно глотнуть чайку? Очень устала, ходила выбирать квартиру.
Нюрочка заквохтала:
– Сейчас заварю имбирный напиток, это лучшая помощь при любом недуге. Значит, ты отказалась от идеи покупать тот ужасный пентхаус в Филях? Оксана, риелтор, нам звонила, просила на тебя повлиять. Еще она соединилась с Изабеллой Константиновной, сообщила, какую дурость собирается совершить ее внучка. А твоя бабушка, дай ей бог здоровья, ответила: «Степанида сама принимает решение, это ее выбор». Ну разве так можно? Ребенку надо помогать, направлять его…
У меня что&то случилось со слухом – речь Нюрочки превратилась в невнятное бормотание. Потом мои руки-ноги потеряли вес, а голова, наоборот, стала тяжелой, меня стало покачивать. Внезапно исчезли все звуки, и наступила темнота…
Тихое позвякивание прогнало тишину и мрак, я приоткрыла один глаз. Сквозь полусомкнутые ресницы увидела большой стол, две сидящие за ним темные фигуры и ощутила себя маленькой девочкой.
Первокласснице Козловой трудно давалась учеба. Вернувшись из школы, я часто засыпала на кухне, на софе, стоящей у окна. Пробуждение наступало вечером, я чуть&чуть поднимала веки, натыкалась взглядом на бабулю, которая читала газету, и думала с тоской: «Еще ведь надо уроки делать». Неведомая сила поднимала мою голову с подушки, я вскакивала, хватала тетради, открывала их и – бросалась целовать Белку. У нас с бабушкой похожий почерк, и очень часто она писала за меня домашние задания, решала задачки. Учителя ни разу не усомнились, что я сама корплю над упражнениями. Правда, в примерах Белка, как правило, делала много ошибок. Если честно, бабуле никогда не удавалось получить по арифметике четверку. Она горестно вздыхала, разглядывая жирную цифру «3» и надпись, сделанную красными чернилами: «Степанида, ты не выучила таблицу умножения, семью семь никогда не будет сорок семь».
Я открыла оба глаза, воспоминания словно ураганом сдуло. Действительно, я лежу на диване в кухне, но не в проданной ныне гостинице «Кошмар в сосновом лесу», а в таунхаусе Барашковых. За столом Катя и Леня пьют чай.
– Проснулась? – ласково спросила Катерина. – Подсаживайся к нам. Что ты придумала с квартирой? Оксана в шоке.
– Это мой выбор, – пробормотала я.
– Нельзя допустить, чтобы огромная сумма была выброшена на ветер, – сердито остановила меня Катя.
– Какая вам разница? – не слишком вежливо осведомилась я.
Жена Леонида укоризненно цокнула языком.
– Вот те на! Нам совсем не безразличны твои дела. Мы живем вместе, мы родня, мы одна семья.
Я встала.
– Мы больше не живем вместе. Я уезжаю прямо сейчас. Иду собирать вещи и ухожу.
– Куда? – удивился Леня. И закричал: – Мама, папа, сюда!
– Почему? – поразилась Екатерина.
– Потому, – буркнула я. – Хватит, больше никаких вопросов.
Но Барашковых нельзя остановить. На кухню примчались Нюрочка и Илья Львович, подтянулась Лиза, даже Надя покинула свою спальню. Все засуетились, заговорили разом, Леонид приказал запереть входную дверь и спрятать ключ, Нюрочка кинулась варить для меня успокаивающий чай. И без конца звучали фразы:
– Почему? Почему ты решила нас покинуть? Почему? Никуда ты не пойдешь! Изволь объяснить. Мы одна семья, родные люди… Почему? Почему? Почему?
Когда очередное «почему» раскаленным гвоздем воткнулось мне в голову, я не выдержала, зажала уши руками и закричала:
– Потому что Катя убила Сусанну Вайнштейн, подставила первую жену Леонида Алену и живет счастливо. Я не знаю, что мне делать с этой информацией, но просто не могу находиться в одном доме с убийцей и смотреть Надюше в глаза. Вы все врали! Катя обманула Леонида и его семью. А Леня с Ильей Львовичем объявили Алену мертвой. Но Елена Борисовна жива, она лежит в больнице…
Из меня полился рассказ. Понятия не имею, сколько времени я говорила без остановки, но после того, как последняя фраза слетела с языка, на кухне стало так тихо, что у меня зазвенело в ушах.
– Это правда? – неожиданно громко спросила Надя.
– Катя, Степа ведь ошибается? – пробормотал Леонид. – Детям свойственно фантазировать.
Екатерина стиснула кулаки, приложила их к груди, встала…
– Мамочка, ой, мамочка, не надо! – заплакала Лиза. – Пожалуйста, молчи, умоляю! Мне так страшно! Только ничего не рассказывай! Пожалуйста, пожалей меня!
Реакция Лизы меня удивила. Катя медленно опустилась назад на стул, проронив:
– Все эти годы я боялась, что когда&нибудь правда вылезет наружу.
Лиза завизжала и убежала, а Екатерина продолжала:
