Когда нужно, Лола могла убедить себя в чем угодно. Но все же
иногда она так скучала по яркому свету рампы, по аплодисментам, по крикам
«Браво!», по цветам, присланным поклонниками…
Лола смахнула непрошеную слезу, но тут же взяла себя в руки.
Конечно, нет ничего странного в том, что вдова сидит дома и льет слезы, но все
нужно делать по плану.
Лола подошла к зеркалу в прихожей и внимательно себя
оглядела, однако осталась крайне недовольной освещением и перешла в ванную. Там
она подбоченилась и уставилась на себя суровым непреклонным взглядом. Нет, не
то.
Лола отступила назад, так чтобы свет не падал прямо,
склонила голову на бок и поглядела в зеркало с растерянностью. Потом ссутулила
плечи и опустила голову низко-низко, как будто на нее давил груз непосильного
горя. Однако в такой позе не видно было, что же отражается в зеркале, хоть Лола
и пыталась скосить глаза. Испугавшись, что глаза так и останутся перекошенными,
Лола подняла голову, уставилась в зеркало невидящим взглядом и скорбно сжала
губы. Но так явственно обозначалась горькая складка, и Лола испугалась, что у
нее могут появиться морщины, поэтому просто поджала губы, как это делает
свекровь при виде нового платья невестки. Снова не то.
Лола опустила ресницы и стиснула руки на груди. Выходило
совершенно неубедительно. Тогда Лола подняла глаза к потолку, как кающаяся
Мария Магдалина на известной картине. Та шептала молитву, и Лола тоже шевелила
губами, но вместо молитвы всплывали в голове только детские стихи:
Ищут пожарные, ищет милиция,
Ищут все дворники нашей столицы,
Ищут давно, но не могут найти
Парня какого-то лет двадцати.
Среднего роста, плечистый и крепкий,
Ходит он в белой футболке и кепке.
Знак ГТО на груди у него,
Больше не знают о нем ничего!
Без молитвы получалось очень неубедительно. Лола попробовала
еще нервно комкать в руках носовой платочек, изредка вытирая им сухие глаза, но
все равно не получалось роли безутешной вдовы.
Лола сильно расстроилась. Неужели все кончено? Неужели
талант пропал?
И в это время зазвонил телефон.
Вспомнив Ленины инструкции, она расправила кружевной
платочек, прикрыла им рот, сняла телефонную трубку и проговорила слегка в нос,
как будто только что перестала рыдать:
— Я вас слушаю!
— Это швейное ателье? — раздался в трубке бойкий
женский голос. — Маргариту Павловну можно попросить?
— Это не швейное ателье, — с достоинством и
сдержанным неодобрением ответила Лола, — это частная квартира!
Внимательнее набирайте номер!
Она повесила трубку и уставилась на телефонный аппарат.
Маркиз предупреждал ее, что возможен именно такой звонок. Будут спрашивать
спортивный магазин или жилконтору, оранжерею или районную библиотеку, детский
сад или стоматологическую поликлинику., с единственной целью — выяснить,
появилась ли дома внезапно пропавшая в неизвестном направлении Алина Дятлова.
Теперь неизвестная женщина сообщит своему хозяину, что Алина
вернулась. И находится в данный момент в собственной квартире. Значит, можно
ждать следующих шагов противника.
Лола снова тяжело вздохнула, налила себе вторую чашку кофе и
открыла другой журнал. В этом номере были разные увлекательные и поучительные
истории об известных исторических личностях. Лола открыла страницу, на которой
находилась большая статья про выдающегося писателя Александра Дюма. Первые же
слова, на которые она наткнулась, были:
«Особенно автор „Трех мушкетеров“ и „Графа Монте-Кристо“
любил сытные, калорийные блюда из эльзасской ветчины и откормленной домашней
птицы…»
— Да что же это такое! — воскликнула Лола,
отбрасывая журнал. — Неужели журналистам больше не о чем писать, кроме
еды, причем такой калорийной и вредной?
И вдруг в дверь квартиры позвонили.
От неожиданности Лола даже разлила свой кофе.
Звонок был резкий, требовательный, тревожный.
Лола торопливо вытерла разлитый кофе, выбежала в прихожую и
выглянула в глазок.
На лестнице перед дверью стояла растрепанная, полуодетая
женщина с перекошенным от страха лицом.
— Пожар! — выкрикнула незнакомка. — Горим!
Вызовите пожарных, скорее!
Повинуясь первому безотчетному порыву, Лола повернула
головку замка и открыла дверь. Конечно, Маркиз предупреждал ее, чтобы она
никому не открывала дверей, но слово «пожар» безотказно действует практически
на любого человека, и Лола в этом смысле не была исключением.
Забыв Ленины наставления, она выглянула на лестничную
площадку и огляделась:
— Где пожар? Что горит?
— Да вон же, прямо у тебя за спиной! проговорила
растрепанная незнакомка с нехорошей ухмылкой и ткнула пальцем во что-то,
расположенное в Долиной квартире. Точнее — в квартире Алины Дятловой.
— Да вы что… — начала Лола и попятилась, поняв, что
попалась на дешевый трюк, но было уже поздно: противная незнакомка втолкнула
Лолу в прихожую и шагнула следом за ней, а вместе с ней вошел невесть откуда
появившийся мужчина — толстый, наголо выбритый, с наглой, лоснящейся
физиономией.
— Вы что? Вы кто? Вы куда идете? — забормотала
Лола, оглядываясь по сторонам в поисках телефона.
— Куда надо, — ответил бритый тип, плотоядно
ухмыляясь. — Куда надо, туда и идем, у тебя не спросим!
— Но это же моя… — начала Лола.
Она хотела сказать, что это ее квартира, что, разумеется,
было явной не правдой, но толстый незнакомец не дал ей договорить.
Он отработанным жестом поднес к губам Лолы платок, смоченный
в остро, неприятно пахнущей жидкости. Лола судорожно вдохнула, закашлялась,
покачнулась и безвольно обмякла. Наглый толстяк ловко подхватил ее и осторожно
уложил на ковер. После этого он повернулся к своей помощнице и скомандовал:
— Быстро! Все по плану!
Женщина торопливо напялила белый врачебный халат, пригладила
растрепанные волосы и нахлобучила на них крахмальную шапочку, из растрепанной
погорелицы превратившись в медсестру или фельдшерицу.
Сам бритый толстяк тоже надел медицинский халат, приоткрыл
дверь квартиры и втащил внутрь сложенные носилки. На эти носилки они вдвоем
очень ловко уложили бесчувственную Лолу, прикрыли ее до самого подбородка
простыней и вынесли на лестницу.
— Вот до чего несчастье-то доводит! — проговорила
уборщица Галина, проводив взглядом мужчину и женщину в белых халатах, которые
вышли из подъезда с носилками в руках. — То-то она так побледнела да
осунулась! Страх глядеть!
— А как ты думаешь? — поддержала разговор
консьержка Раиса. — Понятное дело, мужа схоронить — это такой удар! Мне ли
не знать! — И она горестно вздохнула.
