— Если бы я решил тебя наказать, так разложил бы на коленях.
Я нахмурилась. Вот уж этого не должно случиться никогда.
— Я знаю, как ты все воспринимаешь, — отрывисто произнес он, — и не хотел, чтобы ты приревновала меня к Коринн прежде, чем я успею разъяснить тебе ситуацию. Мне и нужно-то было несколько минут, чтобы удостовериться, что она поняла, насколько у нас с тобой все серьезно и как для меня важно, чтобы этот вечер доставил тебе удовольствие. Это единственная причина, по которой я увел ее.
— И сказал, чтобы она ничего не говорила о ваших отношениях, да? Велел держать язык за зубами насчет того, что она для тебя значит. Да только вам не повезло: бедняга Магдалена это услышала и ее это задело.
А может быть, на самом деле Коринн с Магдаленой спланировали все это вместе? Коринн знала Гидеона достаточно хорошо, чтобы предвидеть его возможные действия. Для нее, надо думать, не составило труда предусмотреть все касающееся его реакции на ее неожиданное появление в Нью-Йорке.
Это предположение выставляло сегодняшний звонок Магдалены в совершенно новом свете. Когда мы с Гидеоном заметили их на банкете, они с Коринн беседовали — две женщины, желавшие одного мужчину, который увлекся третьей. Пока я оставалась на сцене, им обеим ничего бы не обломилось, а стало быть, они могли до поры действовать заодно, чтобы избавиться от меня.
— Я хотел, чтобы ты услышала это от меня, — натянуто произнес он.
Я отмахнулась, куда больше озабоченная происходящим в настоящий момент.
— Гидеон, я видела, как Коринн села в «бентли». Как раз перед тем, как поднялась сюда.
Его вторая бровь выгнулась под стать первой.
— Точно?
— Да уж точнее некуда. Можешь ты мне это объяснить?
— Нет, не могу.
Меня буквально обожгло огнем, неожиданно я поняла, что видеть его не могу.
— Уйди с дороги, мне надо на работу.
Он не двинулся с места.
— Сейчас уйдешь, я только хочу выяснить один момент. Ты что, думаешь, будто я ее трахнул?
Оттого что он произнес это вслух, меня передернуло.
— Уж не знаю, что и думать. Все свидетельствует…
— Вот если бы ты застукала нас с ней голыми в постели, это было бы «свидетельство». — Он подался ко мне так резко, что я отпрянула. — Скажи одно: ты правда думаешь, будто я ее трахнул? Думаешь, что я хотел бы? Мог бы?
У меня задрожали ноги, но я стояла на своем:
— А помаду на рубашке объяснить можешь?
У него напряглась челюсть.
— Нет.
— Что? — переспросила я, ошарашенная его заявлением.
— Ответь на мой вопрос.
Глядя на его лицо, я видела на нем сейчас ту маску, которой он отгораживался от других, но никогда не надевал, оставаясь наедине со мной. Он поднял руку, словно намереваясь коснуться моей щеки кончиками пальцев, но в последний миг отдернул ее, и я услышала, как заскрежетали его зубы. Как будто то, что он не прикоснулся ко мне, стоило ему усилий. Я была в таком жутком состоянии, что даже обрадовалась этому.
— Мне необходимо, чтобы ты объяснился, — прошептала я, гадая, не почудилось ли мне, что у него перекосило лицо. Порой мне так отчаянно хотелось верить в лучшее, что я предпочитала воображать всякую всячину, лишь бы не замечать жестокой реальности.
— Я не дал тебе никаких оснований сомневаться во мне.
— Ты даешь мне их сейчас, Гидеон.
Я резко выдохнула и отшатнулась. Отстранилась. Он стоял прямо передо мной, но казалось, нас разделяют мили.
— Я понимаю, должно пройти время, прежде чем ты сможешь поделиться болезненными для тебя секретами. Сама была в таком положении: испытывала потребность рассказать тебе, что со мной случилось, но просто не была готова. По этой причине я изо всех сил стараюсь не торопить тебя, не давить на тебя. Но у тебя есть секреты, которые ранят меня, а это совсем другое дело. Неужели ты этого не видишь?
Тихонько выругавшись, он взял мое лицо в холодные ладони:
— Я отступаю от своих правил только ради того, чтобы не дать тебе ни малейшего повода для ревности, но когда ты проявляешь такие собственнические чувства, это мне нравится. Хочу, чтобы ты боролась за меня. Чтобы это страшно тебя заботило. Но собственническое чувство без доверия — это ад. Если ты не веришь мне, у нас ничего не получится.
— Предполагается, что доверие должно быть обоюдным.
— Проклятье! Да не смотри ты на меня так, — тяжело вздохнул он.
— Я пытаюсь постигнуть, кто ты такой. Где тот мужчина, который без обиняков заявил, что хочет меня трахнуть? Мужчина, который без колебаний признавался, что я связала его по рукам и ногам, даже притом, что я пыталась с ним порвать. Я верила, что ты всегда будешь так же сурово, прямолинейно честен. Рассчитывала на это. А сейчас… — Я покачала головой. У меня перехватило горло и сил сказать что-то еще просто не было.
Губы его мрачно скривились, но оставались упрямо сомкнутыми. Взяв его за запястья, я развела его руки и сказала:
— На сей раз я не убегаю, но ты можешь меня оттолкнуть. Подумай об этом.
С этими словами я ушла. Гидеон меня не остановил.
* * *
Остаток дня я провела, сосредоточившись на работе. Марк любил обдумывать свои решения вслух, что было для меня, с одной стороны, вдохновляющим доказательством его доверия и дружеского расположения, а с другой — восхитительным уроком профессионального творчества.
Погружение в поиски наименее затратных и принципиально новых, как, скажем, через блоги молодых матерей, форм рекламы для компании, торгующей детскими игрушками, помогало отвлечься отличных проблем. А по окончании рабочего дня я собиралась отправиться на тренировку по крав-мага, чтобы выжечь мучительное беспокойство физическим напряжением.
В начале пятого зазвонил мой рабочий телефон, и сердце мое подскочило, когда в трубке раздался голос Гидеона:
— Мы должны уйти в пять, чтобы не опоздать на прием к доктору Петерсену.
Я охнула, потому что совсем забыла о том, что мы договорились по четвергам в шесть посещать сеансы парной терапии. На сегодня у нас был назначен первый из них.
Неожиданно я подумала о том, не будет ли он последним.
— Когда подойдет время, я тебя заберу, — довольно резко произнес Гидеон.
Я вздохнула, чувствуя себя далеко не готовой к этому. Вдобавок я уже начала переживать из-за несдержанности, проявленной в ходе нашей утренней стычки.
— Прости, что ударила тебя. Не следовало так поступать. Сама чертовски на себя злюсь.
— Ангел мой, — хрипло вздохнул Гидеон, — ты так и не задала тот вопрос, который имеет значение.
Я закрыла глаза. То, как легко он читал мои мысли, просто бесило.
