— Что вы все, черт возьми, делаете? — спросила я Арнольдо, дергая за дверную ручку, хотя лимузин уже плавно пришел в движение. От моих усилий не было никакого проку, открыть не удавалось. — Он же ваш друг. Разве можно бросать друга в таком положении!
— Он ваш возлюбленный, — с пробравшей меня до мозга костей холодной бесстрастностью отозвался Риччи. — И это из-за вас он оказался в таком положении.
Я откинулась на сиденье. Ладони мои взмокли, в живот будто кол всадили.
«Гидеон…»
— Это ведь ты Ева из песни «Золотая девочка», а? — тихонько спросила Шауна со своего места на противоположном сиденье.
— Интересно, а Гидеон… — начал было Арнольдо, явно удивленный этой связью, но тут вздохнул и добавил: — Да уж конечно, он знает.
— Это было давным-давно, — выдала я в свою защиту.
— Видать, недостаточно давно, — отозвался он.
Отчаянное желание объясниться с Гидеоном не давало мне покоя, не позволяло спокойно сидеть на месте, изводя и мучая. Я причинила боль любимому мужчине. Из-за меня досталось и другому, который всего-навсего оставался самим собой. И при этом у меня не было вразумительного объяснения случившемуся. Оглядываясь назад, я в толк не могла взять, что это на меня накатило. Почему я не вырвалась раньше? Почему ответила на поцелуй Бретта?
И что, спрашивается, должен был Гидеон со всем этим делать?
От мысли, что он может порвать со мной, я запаниковала. Как он сейчас? Может быть, пострадал? А может, ему грозит иск, ведь это он напал на Бретта? Я похолодела, вспомнив рассказ Кэри о том, как собирался вчинить иск получивший взбучку участник групповухи.
Жизнь Гидеона уже давно текла по накатанному руслу, но теперь его заносило из стороны в сторону — и все из-за меня.
Я взглянула на Шауну. Та задумчиво смотрела в окно. И Арнольдо тоже. Я испортила им незабываемый вечер.
— Мне очень жаль. — У меня вырвался сокрушенный вздох. — Надо же мне было все испоганить.
Повернувшись ко мне, Шауна пожала плечами и сочувственно улыбнулась, отчего у меня запершило в горле.
— Ну так уж и «все»? Вечерок удался на славу. Да и у тебя, надеюсь, все обернется к лучшему.
Лучшим для меня был Гидеон. Неужели я потеряю его? Неужели я лишила себя самого главного в своей жизни из-за какого-то нелепого, необъяснимого поступка?
До сих пор чувствуя губы Бретта на своих, я потерла рот, отчаянно желая, чтобы так же легко можно было бы стереть последние полчаса моей жизни.
Из-за расстройства мне показалось, будто путь до дома Шауны растянулся на целую вечность. Когда машина остановилась, я вышла с ней и обняла ее.
— Мне очень жаль, — снова сказала я, умирая от желания добраться, где бы он ни был, до Гидеона, но боясь выказать свое нетерпение. Кроме того, я не была уверена, что смогу простить Энгусу или Арнольдо то, что они забрали меня оттуда, и то, как они это сделали.
Арнольдо тоже обнял Шауну и заверил, что теперь для них с Дугом столик в его заведении будет зарезервирован постоянно. Это чуточку смягчило меня по отношению к нему: уж Шауну-то он весь вечер опекал от души.
Мы забрались обратно в лимузин и поехали к ресторану. Я свернулась клубком в темном углу и беззвучно рыдала, не в силах сдержать переполнявшее меня отчаяние. Когда мы подъехали к ресторану, я вытерла лицо собственной майкой и собралась выйти, но Арнольдо задержал меня.
— Будьте с ним помягче, — строго произнес он, глядя мне в лицо. — В жизни не видел, чтобы он с кем-нибудь был таким, как с вами. Не мне судить, стоите ли вы его, но вы точно можете сделать его счастливым. Тут сомнений нет. Сделайте это или отойдите в сторону. Не морочьте ему голову.
Не в силах говорить из-за застрявшего в горле кома, я лишь кивнула, надеясь, что он по моему взгляду поймет, что значит для меня Гидеон. Все!
Арнольдо исчез за дверями ресторана. Прежде чем Энгус закрыл дверь, я скользнула по сиденью к нему.
— Где он? Мне необходимо его увидеть. Пожалуйста.
— Он звонил. — Лицо Энгуса было доброжелательным, отчего у меня опять полились слезы. — Сейчас отвезу вас к нему.
— С ним все в порядке?
— Не знаю.
Я снова отодвинулась на сиденье, чувствуя себя физически больной, и едва ли заметила, куда именно мы направились, поскольку думала лишь о предстоящем объяснении. Мне нужно было сказать Гидеону, что люблю его, что никогда не покину его, если он останется со мной, что он единственный мужчина, которого я хочу, единственный, способный воспламенять мою кровь.
Когда машина замедлила движение, я выглянула в окно и увидела, что мы вернулись к амфитеатру. Пока я глазами искала Гидеона, задняя дверь, испугав меня, открылась. Развернувшись, я увидела, как Гидеон нырнул внутрь и сел на сиденье напротив.
— Гидеон… — подалась я к нему.
— Не надо! — Его хлещущий гневом голос заставил меня отпрянуть и шлепнуться на задницу. Меня встряхнуло, потому что лимузин тронулся с места.
Всхлипывая, я смотрела, как он достал из бара бутылку с золотистым напитком, налил себе бокал, опустошил в один прием и наполнил во второй раз, прежде чем закрыл бар и снова упал на сиденье. Я разрывалась на части от печали и страха. Мне хотелось спросить, как там Бретт, не слишком ли ему досталось. Спросить, как он сам, не получил ли повреждений. Но я не могла. Вдруг он истолковал бы мои вопросы неправильно и вообразил, будто за беспокойством о Бретте скрывается нечто большее, чем на самом деле.
Его лицо было бесстрастным, а глаза сверкали, как сапфиры.
— Что он для тебя?
Я утерла струившиеся по лицу слезы:
— Ошибка.
— Раньше? Или сейчас?
— И тогда, и теперь.
Его губы скривились в усмешке.
— Ты всегда целуешь свои ошибки таким манером?
Грудь моя всколыхнулась при попытке сдержать рыдания. Я отчаянно затрясла головой.
— Ты хочешь его? — резко спросил он, прежде чем снова отпить из бокала.
— Нет, — прошептала я. — Я хочу только тебя. Я люблю тебя, Гидеон. Так сильно, что становится больно.
Его глаза закрылись, голова откинулась. Воспользовавшись этим, я переместилась ближе, надеясь таким образом уменьшить хотя бы физический разрыв между нами.
— Ева, ты кончила из-за моих пальцев? Или из-за этой чертовой песни?
О господи. Да как он мог сомневаться?.. Нет, это я дала ему повод для сомнений. Я.
— Конечно из-за тебя. Только ты способен довести меня до этого вот так. Заставить забыть, где я нахожусь. Из-за твоих прикосновений наплевать на всех и все происходящее вокруг.
— А разве не это произошло, когда он тебя поцеловал? — Глаза Гидеона открылись и сфокусировались на мне. — Он засаживал в тебя. Трахал тебя. Спускал в тебя.
