— Ты забыла об этом, — буркнул он, вцепившись в спинку сиденья так, что побелели костяшки пальцев.
Я могла лишь гадать, просто ли он держится за нее или таким образом помогает себе справиться с желанием схватить меня в объятия.
— Никогда. Как бы я могла забыть? Ты часть меня.
— Тогда скажи, почему ты целовала его.
— Не знаю. — Я прислонила свой взмокший лоб к его лбу, чувствуя, как глаза мои щиплют слезы. — Господи, Гидеон, клянусь тебе, я не знаю.
— Тогда заткнись и дай мне кончить.
Если бы он врезал мне оплеуху, это не так бы меня задело. Напрягшись, я отдернулась от него.
— Пошел на хрен!
— Как ты только до этого додумалась.
Горючие слезы покатились по моим щекам.
— Не смей обращаться со мной как со шлюхой.
— Ева. — Его голос был низким и хриплым, предостерегающим, но глаза, темные и отрешенные, полны боли, под стать моей собственной. — Ты ведь знаешь, что нужно сказать.
«Кроссфайр». Одним этим словом я могла разом покончить с этим мучением. Но прибегнуть к нему сейчас не имела права. Уже само напоминание о «стоп-слове» указывало на то, что он меня испытывал. Подначивал. У него имелся замысел, и, поддавшись сейчас, я никогда не узнаю, в чем его суть.
Я оперлась руками о его колени, выгнула спину, подняла свое мокрое влагалище вверх по всей длине его члена и опять насадила себя на него. Выбрав угол, я повторяла это снова и снова, каждый раз охая от наслаждения. Мое тело было без ума от него, боготворило его. Меня приводила в восторг возможность чувствовать его, ощущение того, что все это правильно, невзирая на гнев и боль.
За каждым движением моих бедер следовал его хриплый выдох. Его тело было горячим, раскаленным, оно испускало жар, словно очаг. Я работала бедрами. Вверх. Вниз. Получая наслаждение, он не желал дарить его мне. Мои ляжки, ягодицы, живот и промежность напрягались при каждом подъеме, сжимая его член от основания до головки, и расслаблялись, когда я оседала, давая ему проникнуть вглубь.
Я трахала его, как только могла, насаживая себя на его член, и воздух со свистом вырывался сквозь его стиснутые зубы. А кончил он так яростно, что каждый опаляющий выброс семени тоже воспринимался как отдельный толчок. Я закричала в восторге от этого ощущения, стремясь к оргазму, который потряс бы меня. Мое тело, ублажившее его дважды, отчаянно жаждало разрядки. Однако он вдруг схватил меня за талию и остановил мои движения, задержав свой член глубоко во мне. Мой крик оборвался, я вдруг поняла, что он намеренно не дает мне кончить.
— Ева, скажи почему, — прорычал Гидеон. — Почему?
— Не знаю! — выкрикнула я в ответ, пытаясь пошевелить бедрами, чтобы потереться о его член, а когда он не дал мне этого сделать, ударила его кулаками в плечи. Удерживая меня насаженной на свой член, Гидеон встал, и тут все изменилось. Он вышел из меня, развернул к себе задом, затем заставил встать на колени перед сиденьем, разложил на нем мое тело и, придерживая меня одной рукой пониже спины, другой принялся массировать половую щель, растирая по промежности свою сперму. Я завертела бедрами, надеясь, что это давление доведет меня до оргазма…
И он прекратил его. Намеренно.
Напряжение моего клитора и опустевшего влагалища достигло предела, потребность разрядить его сводила меня с ума. Когда он запустил в меня два пальца, я впилась ногтями в кожаную обивку сиденья. Он трахал меня пальцами неспешно, медленно вводил и выводил их, умело удерживая меня на грани.
— Гидеон, — всхлипнула я, содрогаясь от достигшего крайней степени неудовлетворенного возбуждения.
Все тело покрылось потом, мне было трудно дышать. Я молилась о том, чтобы машина остановилась, чтобы мы прибыли к месту назначения и эта пытка прервалась хотя бы таким образом. Но лимузин продолжал движение, а я находилась в таком беспомощном положении, что даже не могла выглянуть и посмотреть, где мы находимся.
Гидеон склонился над моей спиной, так что его член лег прямо на стык между моими ягодицами.
— Ева, скажи почему, — прозвучал в моем ухе его низкий голос. — Ты же знала, что я иду за тобой следом… что я все увижу…
Мои глаза зажмурились, руки сжались в кулаки.
— Я. Не. Знаю. Черт тебя возьми! Я, на хрен, не знаю.
Его пальцы скользнули наружу, и вместо них в меня вошел его член. Влагалище тут же сжалось вокруг этого великолепного стержня, втягивая его глубже. Я услышала его подавленный резким вздохом стон, и он овладел мною.
Я закричала от наслаждения, все мое тело содрогалось, когда он самозабвенно трахал меня, надавливая и растирая огромным великолепным пенисом сверхчувствительные ткани моего влагалища. Давление усиливалось и ускорялось, нарастая, словно шторм…
— Да! — выдохнула я, напрягшись от предвкушения.
Но едва моя щель сжалась в предчувствии спазмов, он резко отпрянул. Мое влагалище опустело. Вскричав от разочарования и злости, я попыталась вскочить, вырваться от любовника, ухитрившегося превратить секс с ним в невыносимую пытку.
— Ева, скажи почему, — послышался в моем ухе дьявольский шепот. — Ты хотела, чтобы это его член оказался в тебе? Чтобы это его член трахал твою чудную маленькую щелку?
— Ненавижу тебя! — в отчаянии заорала я. — Ты эгоистичный садист, сукин…
Миг — и его член снова оказался во мне, ритмично двигаясь в моей дрожащей щели.
Неспособная больше терпеть, я потянулась пальцами к клитору, зная, что уж сейчас-то мне хватит одного лишь касания, чтобы неистово кончить.
— Нет.
Схватив меня за запястья, Гидеон припечатал мои руки к сиденью, тогда как его бедра находились между моих ног, широко раздвинув их, что давало ему возможность совать глубже. Снова и снова. В безжалостном ритме, не меняя скорости.
Я дергалась, кричала, исходила на нет, теряя разум. Ему ничего не стоило дать мне кончить в любой момент, довести до яростного вагинального оргазма, лишь совершая свои толчки под правильным углом, так, чтобы толстый, твердый конец снова и снова надавливал на особо чувствительную точку, которую он инстинктивно находил всякий раз, когда овладевал мною.
— Ненавижу! — выдавила я сквозь рыдания. Лицо мое и сиденье под щекой были мокрыми от слез.
— Ева, скажи почему, — выдохнул он мне в ухо, склонившись надо мной, и тут наконец ярость переполнила меня и выплеснулась наружу.
— Потому что ты заслужил этого! Потому что тебе не вредно знать, что чувствуют в такие моменты другие. Как больно это ранит, ты, эгоистичный придурок!
Он замер. Я услышала его резкий выдох. Кровь ревела в моих ушах так громко, что сначала мне показалось, что его исполненный нежности голос мне просто почудился.
— Ангел. — Его губы шевелились у моей лопатки, а руки отпустили запястья и, скользнув под меня, сжали набухшие груди. — Мой упрямый прекрасный ангел. Наконец-то мы добрались до правды.
