— Достаточно — это сколько, Гидеон?
Его челюсть напряглась, грудь приподнялась в глубоком вздохе.
— Она не верила мне.
Резко остановившись, я развернулась к нему лицом:
— Ты рассказал ей о том, что с тобой случилось? Ты рассказал, а она тебе не поверила?
Он уставился куда-то поверх моей головы.
— Сейчас это уже не имеет значения. Дело давнее.
— Чушь. Еще как имеет. Огромное значение. — Я разозлилась на него. И на то, что мать не исполнила свой долг и не защитила свое дитя. И на то, что это дитя было Гидеоном. — Держу пари, это тоже до сих пор чертовски тебя изводит.
— Ты на себя взгляни. Кого это чертовски изводит, так это тебя. Не надо мне было ничего говорить, — посмотрев на меня, произнес он.
— Тебе надо было рассказать мне все раньше.
Его напрягшиеся плечи расслабились, губы печально скривились.
— Я ничего тебе не говорил.
— Гидеон.
— И ты, конечно же, веришь мне, ангел мой. Ты спала со мной в одной постели.
— Я. ТЕБЕ. ВЕРЮ.
Его лицо на какое-то мгновение исказилось мукой, а затем он по-медвежьи подхватил меня на руки.
Я обвила ногами его талию, а руками плечи и повторила:
— Я тебе верю.
* * *
Когда мы вернулись в дом, Гидеон сходил на кухню и открыл бутылку вина. Я тем временем просмотрела книжные полки в гостиной и улыбнулась, обнаружив первую книгу из серии, о которой я ему говорила, потому что именно оттуда позаимствовала прозвище Ас.
Мы развалились на диване. Я читала ему вслух, а он рассеянно поигрывал моими волосами. После нашей прогулки Гидеон пребывал в задумчивом настроении, мысли его витали где-то далеко. За пару последних дней мы оба преподнесли друг другу немало тем для размышления.
Когда начался прилив, волны и правда стали закатываться под дом: ошеломляющее зрелище. Мы вышли на террасу посмотреть, как наше жилище превратилось в остров посреди пенящейся воды.
— Давай поджарим зефир с шоколадом — сказала я, перегнувшись через ограду, в то время как Гидеон придерживал меня сзади. — На этом переносном очаге.
Он ухватил меня зубами за мочку уха и прошептал:
— Это то, что надо. Хочу слизать с твоего тела расплавленный шоколад.
— Да сколько хочешь, — поддразнила я его. — А не обожжешься?
— Нет, если все делать правильно.
Я повернулась к нему, а он приподнял меня, посадил на широкие перила, сделал шаг вперед, чтобы оказаться у меня между ног, и обнял меня за бедра. Смеркалось, вокруг царило удивительное умиротворение, и мы упивались им. Я взъерошивала его волосы, соперничая в этом с вечерним бризом.
— А с Айерленд ты вообще разговаривал? — поинтересовалась я, вспомнив его сестру по матери, такую же красавицу.
Я познакомилась с ней в особняке Видалов и с ходу поняла, что она жадно ловит любые сведения о своем старшем брате.
— Нет.
— А как смотришь на то, чтобы пригласить ее на обед, когда ко мне папа приедет?
Гидеон, склонив голову набок, посмотрел на меня:
— Ты хочешь пригласить семнадцатилетнюю девчонку на обед со мной и твоим отцом?
— Нет, я хочу, чтобы твои родные познакомились с моими.
— Да она со скуки помрет.
— Ты-то откуда знаешь? — с вызовом спросила я. — Да и в любом случае, думаю, что твоя сестра тебя боготворит. А потому уверена: если ты будешь обращать на нее внимание, она будет в полном восторге.
— Ева, — вздохнул он с нескрываемым раздражением, — ну будь ты реалисткой. Я не имею даже отдаленного представления о том, как развлекать несовершеннолетнюю девицу.
— Айерленд не какая-нибудь девица, она…
— Да какая разница! — сердито нахмурился он.
И тут до меня дошло.
— Да ты же ее боишься.
— Давай, давай… — проворчал он.
— Да-да. Она пугает тебя.
И я сомневалась, что это как-либо связано с возрастом его сестры или с ее полом.
— Да что на тебя накатило?! — возмутился он. — Прицепилась к Айерленд. Оставь ее в покое.
— Гидеон, она — это вся твоя семья.
Мне очень хотелось, чтобы Гидеон и Айерленд сблизились. Его сводный брат Кристофер был порядочной сволочью, мать же не заслуживала того, чтобы Гидеон был частью ее жизни.
— У меня есть ты!
— Совсем ребенок, — вздохнула я и поплотнее обвила его ногами. — Да, ты заполучил меня. Но в твоей жизни есть место и для других близких, любящих тебя людей.
— Ничего она меня не любит, — буркнул он. — Она меня не знает.
— Думаю, ты неправ, но если и так, она полюбит тебя, когда узнает. Поэтому позволь ей узнать себя.
— Ну, хватит. Давай вернемся к разговору насчет зефира с шоколадом.
Я пыталась воздействовать на него, буравя взглядом, но все было без толку. Раз уж он решил, что предмет разговора утомляет, его было не переупрямить. И я решила пойти в обход:
— Стало быть, о зефире с шоколадом поговорить хочешь, Ас? — Я облизала губы кончиком языка. — Ох уж этот липкий, тягучий шоколад на наших пальцах.
Глаза Гидеона сузились.
Я пробежалась растопыренными пальцами по его плечам и груди.
— Я могла бы согласиться на то, чтобы дать тебе размазать этот шоколад по мне. Но могла бы и на то, чтобы часть его размазать по тебе.
Его брови выгнулись дугой.
— Снова пытаешься подкупить меня через секс?
— Разве я сказала что-то подобное? — заморгала я с видом оскорбленной невинности. — Не припоминаю. Тебе не послышалось?
— Это подразумевалось. Так что давай не темнить. — Его голос сделался опасно низким, глаза потемнели, рука, скользнув под майку, накрыла мою грудь. — Я приглашу Айерленд на обед с твоим отцом, потому что это порадует тебя, а значит, и меня.
— Спасибо, — едва выдохнула я, так как он уже начал ритмично сдавливать и покручивать мой сосок, заставляя меня постанывать от удовольствия.
— При этом с плавленым шоколадом и твоим телом я буду вытворять все, что вздумается, потому что это доставит удовольствие мне и доставит удовольствие тебе. Я скажу когда, я скажу как. Повтори.
— Ты скажешь… — Я охнула, потому что его губы, поверх рифленого хлопка, сомкнулись на моем соске. — О господи…
Он слегка укусил меня за сосок.
— Закончи.
— Ты скажешь когда. Ты скажешь как.
— Ангел мой, есть вещи, относительно которых ты можешь торговаться, но твое тело и секс не предмет торга.
