— Замечательный способ сообщить, как дерьмово я выгляжу.
Мы с ней обе, в общем-то, находились на грани, хотя ей удавалось скрывать это лучше, чем мне. Натан по-прежнему нависал над нами, словно темная туча, сохраняя способность изводить нас, не давая спокойно жить, хотя мы обе изо всех сил старались выглядеть лучше, чем себя чувствовали. Это было заложено в нашей природе.
— Ты права: нам это пойдет на пользу, да и Кэри поможет почувствовать себя гораздо лучше, даже если ему придется ограничиться маникюром и педикюром.
— Я обо всем договорюсь. Жду не дождусь!
Мама расплылась в сияющей улыбке… сразившей наповал моего отца, который, когда я открыла входную дверь, стоял перед ней с ключом Кэри в руке, собираясь вставить его в замок. Папа был одет для утренней пробежки, в кроссовках, с небрежно заброшенной на плечо пропотевшей футболкой. Еще не отдышавшийся, с поблескивающим от пота мускулистым загорелым телом, Виктор Рейес был действительно крутым мужчиной.
Но при этом на маму он уставился совершенно неподобающе.
Однако, оторвав от него взгляд, чтобы посмотреть на свою гламурную мамулю, я с удивлением увидела, что она смотрит на папу точно так же, как и он на нее.
Похоже, мои родители до сих пор оставались неравнодушны друг к другу. Насчет папы я, конечно, что-то подобное подозревала, но искренне думала, что мама расценивает связь с ним как ошибку молодости.
— Моника. — Голос отца прозвучал ниже и глубже, чем когда-либо, и в нем гораздо сильнее слышался акцент.
— Виктор. — У мамы перехватило дух. — Ты что здесь делаешь?
У него поднялась бровь.
— Приехал в гости к дочке.
— А мама уже уходит, — встряла я, разрываясь между возможностью увидеть родителей вместе и лояльностью по отношению к Стэнтону, действительно представлявшему собой то, что требовалось маме по жизни. — Я тебе позвоню, мамочка.
Мгновение мой отец оставался неподвижным, лишь его взгляд скользнул по маме, сначала сверху вниз, от макушки до носков туфель, а потом обратно. Затем он глубоко вздохнул и отступил в сторону.
Мама вышла за дверь и направилась к лифту, но неожиданно вернулась обратно, приложила ладонь к его груди, приподнялась на цыпочки и расцеловала в обе щеки.
— Прощай, — выдохнула она, после чего нетвердой походкой подошла к лифту и, стоя спиной к нам, нажала кнопку.
Отец не сводил с мамы взгляда, пока не закрылись двери лифта. Еще раз вздохнув, он вошел в квартиру.
Я закрыла дверь.
— Скажи, как получилось, что я даже не знала, что вы до сих пор по уши влюблены друг в друга?
Впрочем, боль в его глазах говорила сама за себя. Было видно: встреча разбередила незажившую рану.
— Потому что это ничего не значит.
— Не верю. Любовь значит все.
— Нет, вопреки поговорке она побеждает не все, — фыркнул он. — Ты можешь представить свою мамулю в качестве жены полицейского?
Я моргнула.
— То-то и оно, — сухо произнес он, вытирая лоб футболкой. — Бывает, что одной любви недостаточно. А если ее недостаточно, какой в ней прок?
Горечь, прозвучавшая в его голосе, была слишком хорошо знакома мне самой. Пройдя мимо него, я направилась на кухню. Отец последовал за мной:
— Ты любишь Гидеона Кросса?
— Разве не ясно?
— А он тебя любит?
Поскольку мне просто не хватало энергии, я положила свою чашку в раковину и достала новые, для себя и для него.
— Не знаю. Знаю, что он хочет меня, что порой нуждается во мне. Думаю, если попрошу, он сделает для меня все, что сможет, потому что в каком-то смысле я запала ему в душу.
Однако он так и не смог признаться мне в любви. Не рассказал о своем прошлом, И, судя по всему, не смог смириться со свидетельствами моего прошлого.
— А у тебя есть голова на плечах.
Я насыпала кофейных зерен, чтобы заварить новую порцию.
— А вот это, папа, весьма спорно.
— Ты честна перед собой. Это славное качество.
Я взглянула на него через плечо, и он натянуто улыбнулся:
— Я воспользовался твоим планшетом, чтобы проверить свою почту. Он на кофейном столике. Надеюсь, ты не против.
Я покачала головой:
— Да сколько угодно.
— Ну и уж коли так вышло, пошарил по Интернету. Хотел узнать, что там пишут о Гидеоне Кроссе.
Сердце мое слегка сжалось.
— Он тебе не нравится.
— Воздержусь от суждений. — Произнося эту фразу, отец исчез в гостиной и тут же вернулся обратно, уже с планшетом. Пока я молола кофейные зерна, он достал его из футляра и активировал. — Вчера вечером мне не удалось толком в нем разобраться, и я просто хотел получить побольше сведений. Нашел снимки, где вы с ним вместе, — многообещающие. Но потом увидел и кое-что еще. — Он развернул планшет экраном ко мне. — Ты мне это объяснить можешь? Может, у него еще одна сестра?
Оторвавшись от кофемолки, я подошла поближе и посмотрела на найденный отцом снимок. Гидеон и Коринн были сфотографированы за коктейлем, он обнимал ее за талию, и все в их позах говорило о близости, вплоть до того, что его губы почти касались ее виска. Она держала в руке бокал и смеялась.
Взяв планшет, я прочитала заголовок: «Гидеон Кросс, глава „Кросс индастриз“, и Коринн Жиро на рекламной вечеринке водки „Кингсмен“».
Дрожащими пальцами я открыла текст и, желая получить побольше информации, прочла короткую статью. И онемела, выяснив, что это мероприятие состоялось в четверг, с шести до девяти, причем место его проведения находилось в собственности Гидеона. И было прекрасно мне знакомо — он трахал меня там, как трахал и множество других женщин.
Гидеон не явился на нашу встречу с доктором Петерсеном, чтобы провести это время с Коринн у себя в отеле — «сексодроме». Именно это он и хотел сообщить детективам, но так, чтобы я не слышала. Его алиби заключалось в том, что он провел весь вечер — а быть может, и ночь — в обществе другой женщины.
Положив с преувеличенной аккуратностью планшет на место, я вздохнула и сказала:
— Нет, это не сестра.
— Мне тоже так показалось.
Я взглянула на него:
— Можешь оказать мне услугу и сварить кофе. Мне нужно позвонить.
— Без вопросов. А потом приму душ. — Он протянул руку, накрыв ею мою. — Давай погуляем и постараемся стереть все это утро. Как звучит?
— Звучит превосходно.
Удалившись с телефоном к себе в спальню, я быстро набрала номер сотового Гидеона и стала ждать. Он ответил после третьего гудка.
— Кросс, — раздалось в трубке, хотя он должен был видеть на экране, кто звонит. — Я сейчас не могу говорить.
