— Что, например?
— Например, то, что он использовал порох при защите города. Что у него была типография… Это был универсальный гений, который обогнал свое время.
— Если он погиб, как вы его спасете?
— Мы возьмем его к себе.
— И вы хотите, чтобы он не погиб, а продолжал работать и изобрел еще и микроскоп? А разве можно вмешиваться в прошлое?
— Мы не будем вмешиваться. И не будем менять его судьбу.
— Так что же?
— Мы возьмем его к себе в момент смерти. Это не окажет влияния на ход исторических событий.
— Не могу поверить. Да и зачем это вам?
— Самое ценное на свете — мозг человека. Гении так редки, моя дорогая Анна…
— Но он же жил тысячу лет назад! Сегодня любой первоклассник может изобрести порох.
— Заблуждение. Человеческий мозг развит одинаково уже тридцать тысяч лет. Меняется лишь уровень образования. Сегодня изобретение пороха не может быть уделом гения. Сегодняшний гений должен изобрести…
— Машину времени?
— Скажем, машину времени… Но это не значит, что его мозг совершенней, чем мозг изобретателя колеса или пороха.
— А зачем вам изобретатель пороха?
— Чтобы он изобрел что-то новое.
5
Облака, высокие, темные с изнанки, освободили солнце, и оно снова осветило берег. Но цвет его изменился — стал тревожным и белым. И тут же хлынул дождь, хлестнул по тростнику, по траве. Анна подхватила книгу и, закрывая голову полотенцем, бросилась к яблоням. Кин в два прыжка догнал ее, и они прижались спинами к корявому стволу. Капли щелкали по листьям.
— А если он не захочет? — спросила Анна.
Кин вдруг засмеялся.
— Вы мне почти поверили, — сказал он.
— А не надо было верить? — Ее треугольное, сходящееся к ямке на крепком остром подбородке лицо покраснело, отчего волосы казались еще светлее.
— Это замечательно, что вы поверили. Мало кто может похвастаться таким непредвзятым восприятием.
— Такая я, видно, дура.
— Наоборот.
— Ладно, спасибо. Вы все-таки лучше скажите, зачем вам лезть за гением в тринадцатый век? Что, поближе не оказалось?
— Во-первых, гениев мало. Очень мало. Во-вторых, не каждого мы можем взять к себе. Он должен быть не стар, потому что с возрастом усложняется проблема адаптации, и, главное, он должен погибнуть случайно или трагически… без следа. На похоронах Леонардо да Винчи присутствовало много людей.
— И все-таки — тринадцатый век!
Дождь иссякал, капли все реже били по листьям.
— Вы не представляете, что такое перемещение во времени…
— Совершенно не представляю.
— Я постараюсь примитивно объяснить. Время — объективная физическая реальность, оно находится в постоянном поступательном движении. Движение это, как и движение некоторых иных физических процессов, осуществляется по спирали.
Кин опустился на корточки, подобрал сухой сучок и нарисовал на влажной земле спираль времени.
— Мы с вами — частички, плывущие в спиральном потоке, и ничто в мире не в силах замедлить или ускорить это движение. Но существует другая возможность — двигаться прямо, вне потока, как бы пересекая виток за витком.
Кин, не вставая, нарисовал стрелку рядом со спиралью.
Затем он поднял голову, взглянул на Анну, чтобы убедиться, поняла ли она. Анна кивнула.
Кин выпрямился и задел ветку яблони — на него посыпались брызги. Он тряхнул головой и продолжал:
— Трудность в том, что из любого конкретного момента в потоке времени вы можете попасть только в соответствующий момент предыдущего временного витка. А продолжительность витка более семисот лет. Очутившись в предыдущем или последующем витке, мы тут же вновь попадаем в поток времени и начинаем двигаться вместе с ним. Допустим, что приблизительно двадцатому июля 2745 года соответствует двадцатое июля 1980 года. Или берем следующий виток, двадцатое июля 1215 года, или следующий виток, двадцатое июля 540 года. Поглядите. — Кин дополнил рисунок датами: 1215 —> 1980 —> 2745.
— Теперь вы понимаете, почему мы не можем откладывать нашу работу? — спросил он.
Анна не ответила.
— Мы несколько лет готовились к переходу в 1215 год, давно ждали, когда момент смерти боярина Романа совпадет с моментом на нашем витке времени. Город Замошье падет через три дня в 1215 году. И через три дня погибнет неизвестный гений тринадцатого века. Если мы не сделаем все в три дня, обо всей операции надо будет забыть. Навсегда. А тут вы…
— Я же не знала, что вам помешаю.
— Никто вас не винит.
— А почему нельзя прямо в тринадцатый век?
— К сожалению, нельзя пересечь сразу два витка времени. На это не хватит всей энергии Земли. Мы должны остановиться и сделать промежуточный пункт здесь, в двадцатом веке.
— Пошли домой, — сказала Анна. — Дождь кончился.
Она посмотрела на спираль времени, нарисованную на влажной бурой земле. Рисунок был прост и обыден. Но он был нарисован человеком, который еще не родился.
Они пошли к дому. Облака уползли за лес. Парило.
— Значит, нас разделяет семьсот лет, — сказала Анна.
— Примерно. — Кин отвел ветку яблони, чтобы Анне не надо было наклоняться. — Это хорошо, потому что такая пропасть времени делает нашу с вами связь эфемерной. Даже если бы вы захотели узнать, когда умрете, а это естественный вопрос, я бы ответить на него не смог. Слишком давно.
— Вам задавали такие вопросы?
— Мы не должны говорить об этом. Но такие случаи уже были и не нарушали эксперимента. Временная система стабильна и инерционна. Это же море, поглощающее смерчи…
— Я жила давно… — подумала Анна вслух. — Для вас я ископаемое. Ископаемое, которое жило давно. Мамонт.
— В определенной степени, да. — Кин не хотел щадить ее чувств. — Для меня вы умерли семьсот лет назад.
— Вы в этом уверены?
— Уверен. Хоть и не видел вашей могилы.
— Спасибо за прямоту… Я была вчера на кладбище. Там, на холме. Я могу оценить величину этой пропасти.
— Мы хотим пересечь ее.
— И забрать оттуда человека? А если он будет несчастен?
— Он гениален. Гений адаптабелен. У нас есть опыт.
— Вы категоричны.
— К сожалению, я всегда сомневаюсь. Категоричен Жюль. Может, потому что молод. И не историк, а в первую очередь физик-временщик.
