— И часто представляла себе, что построила бы на пустом поле или участке земли, да? — подхватил Шон.
— Верно. А откуда ты знаешь?
— Это не очень отличается от создания мелодии или песни.
Шон отвернулся, и Бренна задумчиво уставилась в его спину. Ей раньше не приходило в голову, что в их призваниях есть что-то общее.
— Наверное, ты прав. Я постараюсь подготовитьэскиз. И даже если Маги не захочет тратить времяна мой эскиз, спасибо, что ты об этом подумал.
Бренна помогла Шону прибраться и ближе к полуночи собралась домой.
Шон пошел провожать ее, но у двери вдруг остановился, подхватил Бренну на руки и отнес в спальню.
Только в половине второго ночи Бренна, еле передвигая ноги, прокралась в родной дом. Кто мог подумать, что этот парень совсем лишит ее сил.
Она выключила свет, оставленный для нее мамой. Даже в темноте она знала, какие доски, какие ступеньки могут заскрипеть под ее ногами, и беззвучно пробралась к себе наверх. Нырнув в постель, она испустила долгий-долгий вздох, закрыла глаза и тут же провалилась в сон.
Ей приснился серебряный дворец под зеленым холмом. Вокруг росли цветы и величественные, словно нарисованные, деревья. Между деревьями лентой вилась река, и мелкая рябь на воде искрилась бриллиантами.
Над рекой беломраморной аркой изгибался мост. Идя по нему, Бренна слышала журчание воды, свои шаги и биение своего сердца, участившееся не от страха, а от волнения.
На деревьях висели золотистые яблоки и серебристые груши. Ей захотелось сорвать хоть одно яблоко или грушу, вонзить зубы в сочную, ароматную мякоть, но она лишь полюбовалась словно светящимися фруктами, ведь даже во сне помнила, что в эльфийских владениях нельзя ничего есть, можно только пить воду, или останешься гам па сотню лет.
Дорожка привела ее от белого моста к высоким дверям дворца, усыпанным рубинами. Когда Бренна приблизилась к ним, двери распахнулись, и она услышала звуки труб и флейт.
Широкий коридор освещался факелами высотой в человеческий рост. Тонкие языки пламени, прямые, как стрелы, поднимались к потолку. Вдоль стен среди ваз с пахучими цветами стояли глубокие мягкие кресла, со спинками и подлокотниками, словно высеченными из драгоценных камней.
Никто ей не встретился здесь, и она пошла дальше на звуки музыки, поднялась по лестнице, опираясь на перила, гладкие, как шелк, и сверкающие, как сапфиры.
От верхней площадки лестницы вел еще один коридор, тоже широкий. Слева сверкала дверь из топазов, справа — из изумрудов, а впереди мерцала жемчугами третья дверь.
Это из-за нее доносилась волшебная музыка.
Бренна открыла белую дверь и вошла в зал. Его стены были увиты цветами до самого потолка, пол искрился мозаикой из драгоценных камней. Огромные столы, казалось, стонали под тяжестью блюд, на которых, наполняя воздух аппетитными ароматами, лежали горы деликатесов.
Все бархатные кресла и диваны вокруг столов были пусты, только на величественном троне во главе центрального стола сидел мужчина в серебряных одеждах.
— Ты ни разу не замешкалась, ни разу не подумала повернуть назад. Ты шла и шла напрямик, в неизвестность, — сказал он. — Для этого нужна смелость.
Он улыбнулся ей, взмахнул рукой, и на его ладони появилось золотое яблоко.
— Можешь попробовать, если хочешь.
— Могу, но у меня нет для вас сотни лет.
Он рассмеялся, щелкнул пальцами, и яблоко исчезло.
— Я и не позволил бы, потому что там, наверху, ты принесешь мне больше пользы.
Бренна приблизилась к трону.
— Так вы здесь один?
— Нет. Даже эльфы иногда любят поспать. Я осветил дворец для тебя. У нас сейчас ночь, как и в твоем мире. Я хочу поговорить с тобой и предпочитаю сделать это наедине.
— Говорите.
— У меня есть к тебе вопрос, Мэри Бренна О'Тул.
— Я постараюсь ответить на него, Кэррик, принцэльфов.
Его губы изогнулись в одобрительной улыбке, но глаза остались холодными. Он чуть подался вперед.
— Ты приняла бы жемчуг от возлюбленного?
Странный вопрос, подумала она. Но, и конце концов, это сон, бывали у нее сны и почуднее.
— Да, если бы он дарил от души.
Кэррик вздохнул, забарабанил пальцами по подлокотнику трона. Его кольцо заиграло синими и серебряными бликами.
— Почему люди всегда осложняют ответы разными условиями?
— Почему эльфы никогда не довольствуются честными ответами?
Его глаза повеселели.
— А ты дерзкая девушка. Твое счастье, что я питаю слабость к людям.
— Я знаю. — Бренна подошла поближе. Я видела вашу даму, она тоскует без вас. Не знаю, обрадует это вас или опечалит, но я знаю, что она тоскует.
Его плечи поникли.
— Слишком поздно я понял, что у нее на сердце, и теперь мне остается только ждать. Неужели не бывает любви без боли и страданий?
— На этот вопрос у меня нет ответа.
— Ты сама ответ, — сказал Кэррик, выпрямляясь. — Или часть ответа. Скажи мне, что ты чувствуешь к Шону Галлахеру? — Увидев румянец, мгновенно окрасивший ее щеки, Кэррик предупреждающе поднял руку. — Помни, ты в моем мире, и мне легче легкого заставить тебя сказать правду. Думаю, для нас обоих будет лучше, если ты ответишь по своей воле.
— Я не знаю, что чувствую. Вам придется поверить мне, ибо мне больше нечего сказать.
— Тебе надо заглянуть в свое сердце и наконец понять, что оно чувствует. — Кэррик вздохнул, не скрывая своего недовольства. — Ты поймешь, когда будешь готова. А сейчас иди спать.
Он взмахнул рукой, отпуская ее, и остался в сверкающем зале наедине со своими мыслями. Бренна в эту ночь больше не видела снов.
Ей удалось поспать не больше четырех часов. Обычно, если она поздно ложилась, то потом еле тащилась сквозь день, а сейчас будто летала на крыльях, и чудесное настроение не покидало ее, что с радостью отметил ее отец.
Разумеется, как бы ни была Бренна близка с отцом, как бы ни любили они друг друга, она не могла сказать ему то, в чем призналась себе, — во всей этой пьянящей бодрости и бьющей через край энергии виноват классный, здоровый секс. Вряд ли ее отцу нужно знать, где она провела вечер и полночи.
Бренна помнила свой сон, помнила его ясно, что даже сомневалась, не заполняет ли пробелы игрой воображения, но долго раздумывать над этим не собиралась.
— Бренна, деточка, пожалуй, хватит на сегодня. — Мик потянулся, оглянулся на дочку, которая, присев на корточки, красила плинтус. И поджал губы, заметив, что она снова и снова лениво водит кистью по одним и тем же шести дюймам.
— Бренна?
