— Это все из-за Пэтти. — Всхлипывая, Молли нашарила в кармане носовой платок. — С Морин я лишь на свадьбе всплакнула, хотя девочка сводила меня с ума. Ее устраивало только совершенство, а представления о совершенстве менялись каждый день. Но Пэтти, она принимается рыдать, даже когда мы говорим о цветах. Клянусь, Кейти, я живу в постоянном страхе, что эта девочка будет рыдать и в церкви. Бедняжка Кевин! Все подумают, что мы притащили ее к алтарю под дулом пистолета.
— Ой, да ничего подобною Просто Пэтти самая чувствительная из твоих девочек Она будет прелестной невестой со слезами или без них.
— Надеюсь. — Однако сама Молли не смогла сдержать слез. — А теперь еще Мэри Кейт. Я уверена, она увлеклась каким-то парнем, грезит о нем и что-то строчит в дневнике. Запирается и не пускает Эллис Мей в их комнату.
— Наверное, кто-то из гостиницы. А она вообразила, что влюблена. Это тебя тревожит?
— Да, но не очень сильно. Моя Мэри Кейт любит погрустить, и она в том возрасте, кона младшая сестренка под боком — тяжкое испытание.
— Да, болезни роста. Ты отлично воспитала своих девочек, Молли. Они делают тебе честь, каждая из них. Но это не мешает женщине беспокоиться о своих детях. Зато Бренна не доставляет тебе никаких огорчений.
Молли поспешно поднесла к губам свою чашку, глотнула чаю.
— Бренна надежна, как скала.
И больше Молли ничего не сказала. Не всем стоит делиться даже с близкой подругой.
Когда паб закрылся на перерыв между сменами, Эйдан заглянул на кухню.
— Ты можешь отвлечься на пару минут?
Шон обвел взглядом обычный беспорядок, вызванный наплывом дневных посетителей.
— Без сожалений. А зачем?
— Есть, о чем поговорить, и я хочу прогуляться.
Шон отбросил посудное полотенце.
— Куда?
— Пляж сойдет. — Эйдан пересек кухню, распахнул заднюю дверь, замешкался на пороге, пристально глядя на уходящий вверх еле заметный склон, на пригнувшиеся под ветром деревья за ним.
— Передумал? — спросил Шон.
— Нет-нет, конечно. — Но он смотрел и прикидывал. Магазины и коттеджи по обе стороны паба, задние сады, древний пес, застолбивший себе тенистое местечко для дремы. — Грядут немалые изменения, — пробормотал он, вспоминая, как когда-то здесь в дальнем укромном уголке паба впервые поцеловал девушку.
— И не в первый раз. Все изменилось, когда Шеймус Галлахер возвел стены паба. С тех пор каждый из нас изменился так или иначе. Это твои перемены.
— Наши, — быстро поправил Эйдан, поскольку Шон невольно коснулся самого важного. — И об этом мы поговорим. Я не успел перехватить Дарси. Она вылетела из зала, как ядро из пушки. Помнишь, как мы играли здесь?
— Да. — Шон рассеянно потер переносицу. — Да, помню.
Рассмеявшись, Эйдан спустился с крыльца.
— Об этом я и забыл. Мы играли в бейсбол, и Бренна врезала тебе мячом прямо по носу. Господи, кровища хлестала, будто свинью зарезали.
— Бренна тогда была едва ли выше биты.
— Верно, но эта девочка никогда не была слабой. Я помню, как ты лежал здесь, ругался и заливался кровью, а когда она увидела, что это всего лишь нос, сказала: хватит придуриваться. Да, отлично мы здесь играли.
— Надвигающееся отцовство делает тебя сентиментальным.
— Может быть. — Братья перешли улицу, тихую в это время дня, в это время года, и направились к пляжу. — Скоро весна. А с ней нахлынут приезжие. Зима в Ардморе короткая.
Шон сунул замерзшие руки в карманы.
— От меня жалоб не дождешься.
Хрустя ботинками по песку, они повернули на запад к торчащим на фоне неба утесам, подальше от вернувшихся с моря рыбачьих суденышек и развешенных для сушки сетей. У горизонта вода отливала мечтательной синевой, а ближе к берегу бирюзовая рябь превращалась на солнце в белых барашков. Молчание нарушил Эйдан:
— Я утром разговаривал с отцом.
— Он здоров? И мама?
— Они оба в полном здравии. В начале следующей недели папа собирается встретиться с адвокатами. Документы, во всяком случае некоторые, уже будут готовы. Отец решил переписать паб на мое имя.
— Давно пора. Мы это поняли, как только они обосновались в Бостоне.
— Я сказал ему и тебе скажу: я считаю, что справедливее разделить паб между нами тремя.
Заметив красивую раковину, Шон наклонился, подобрал ее, внимательно рассмотрел.
— Это не в традициях Галлахеров.
— Так сказал и отец.
— Эйдан отошел на пару шагов, вернулся. — Господи, Шон, ты больше всех нас похож на отца.
— В данный момент я не назвал бы это похвалой ни ему, ни мне. — Шон терпеливо стоял на месте.
— Я и не собирался никого хвалить. Вы оба дико упрямы в некоторых вещах. Разве не ты только что говорил о необходимости перемен? Если мы можем изменить паб, почему не можем изменить порядок его наследования?
Шон сунул раковину в карман.
— Потому что не все должно меняться, кое-что должно оставаться неизменным.
— И кто это решает, хотел бы я знать.
Шон вскинул голову.
— Мы. И ты сейчас в меньшинстве, так что смирись. «Паб Галлахеров» твой, а ты передашь его ребенку, которого носит Джуд, но, по сути своей, паб останется и моим, и Дарси.
— Я говорю о юридической стороне.
— Вот именно… — Шон счел тему исчерпанной. — Вечером в пабе будет много народа.
— А как с твоими будущими детьми? Разве ты не хочешь, чтобы их права были официально оформлены?
— С чего это вдруг ты заговорил о детях?
— Ну, сколько можно объяснять? — Эйдан раздраженно взмахнул рукой. — С того, что все меняется, Шон. Театр изменит Ардмор, изменит паб. Изменит нас.
— То, что тревожит тебя, не изменится. Понаедет больше народу. — Шон задумался, попытался представить, как это будет. — Может, появится еще один «Ночлег и завтрак», может, кто-то откроет магазинчик у моря, но Галлахеры все так же будут предлагать еду, напитки и музыку. И, пока мы будем обслуживать посетителей, все так же будут выходить в море рыбаки, все так же будут сушиться сети. Можно делать, что угодно, но жизнь продолжится, как предопределено.
— Или ничего не делать? — спросил Эйдан.
— Ну, может, кое-кто со мной не согласится… Эйдан, вести бизнес непросто, и у тебя это получается лучше, чем у меня. Я не кривлю душой. Лично мне по-любому хватает имени Галлахеров. — Шон оглянулся и посмотрел на паб. Темное дерево, камень, травленое стекло, мерцающее в солнечных лучах. — Пока дело процветает, верно? А когда придет время, твои дети, мои и дети Дарси сами разберутся.
