– Ладно, Лон… Команда, отбой!
– Стоило ли бросать трубку, Райм? – осуждающе заметила Сакс.
Тот лишь хмыкнул и дал команду соединить его с Мэллоем. Если бы в ответ сейчас прозвучало предложение оставить сообщение, Райм, несомненно, пришел бы в ярость.
– Мэллой слушает.
Райм назвал себя.
Короткая пауза. Затем:
– Да, Линкольн… Не думаю, что мы когда-либо встречались, но я, конечно, о вас знаю.
– Я здесь вместе с вашим детективом, Амелией Сакс. Мы на громкой связи, Джо.
– Добрый день, детектив Сакс. – Формальность приветствия подчеркивалась сдержанностью голоса. – Чем могу быть полезен вам?
Райм ввел в курс дела и объяснил, почему он полагает, что его двоюродного брата подставили.
– Так это ваш двоюродный брат? Сочувствую. – Однако особого сочувствия в голосе не слышалось. Мэллой наверняка опасается, что Райм попросит его вмешаться в расследование и содействовать смягчению приговора. Как бы не так – это попахивает как минимум нарушением профессиональной этики. А в худшем случае может послужить основанием для служебного расследования и вызвать огласку в средствах массовой информации. Конечно, другую чашу весов отягощает отказ в помощи эксперту, оказывающему неоценимое содействие нью-йоркской полиции и являющемуся бывшим коллегой, потерявшим здоровье при исполнении служебных обязанностей. В общем, следует учитывать, что городские власти всемерно поощряют политически корректное поведение.
К тому же обращение Райма содержит в себе нечто большее, чем призыв к корпоративной солидарности.
– Я думаю, есть высокая степень вероятности того, что это не первая подстава на счету у данного преступника. – И Райм рассказал об убийствах с кражей монет и изнасилованием.
Итак, выходит, не один, а целых три невинных человека ошибочно арестованы командой Мэллоя. Кроме того, на нью-йоркском управлении полиции повисают три лишних «глухаря», а на свободе разгуливает серийный убийца. Это было чревато крупным скандалом.
– Хм, довольно странное заявление… Неожиданно все это как-то, знаете… Ваше желание помочь двоюродному брату вполне объяснимо…
– Я хочу помочь правосудию, Джо! – воскликнул Райм совершенно искренне, не стесняясь внешней напыщенности своих слов.
– Хм…
– Я только прошу прикомандировать ко мне пару оперов, чтобы еще раз изучить вещдоки по названным мной делам. Ну, и немного нарыть дополнительной информации.
– Ах вот что! К сожалению, ничего не получится, Линкольн. Лишних людей просто нет. В любом случае такое задание я никому поручить не могу. Но обещаю поднять этот вопрос завтра на докладе у заместителя нашего комиссара.
– А нельзя ли позвонить ему прямо сейчас, как думаете?
Снова короткое раздумье.
– Нет. Он сегодня слишком занят.
Поздний завтрак. Или барбекю. Или воскресный дневной сеанс какой-нибудь дурацкой архаической комедии вроде «Молодого Франкенштейна» либо не менее идиотского мюзикла «Спамалот».
– Еще раз обещаю поднять этот вопрос завтра на докладе. Любопытная ситуация. Но вы, пожалуйста, ничего не предпринимайте без моей санкции. С вами свяжутся.
– Я буду ждать.
После окончания разговора Райм и Сакс хранили молчание еще какое-то время.
«Любопытная ситуация»…
Райм поднял взгляд на доску с останками мертворожденного расследования.
Сакс первой нарушила тишину:
– Интересно, чем сейчас занят Рон?
– И правда, давай-ка узнаем! – Райм счастливо улыбнулся, что случалось с ним весьма редко.
Сакс вынула свой телефон, нажала кнопку автоматического набора номера, а затем кнопку «громкая связь».
Молодой голос бодро отчеканил:
– Слушаю, мэм!
Сакс не первый год пыталась отучить патрульного полицейского Рона Пуласки от почтительно-официального обращения, но тому не всегда удавалось пересилить себя и назвать ее Амелией.
– Ты на громкой связи, Пуласки, – предупредил Райм.
– Да, сэр.
Райму тоже не нравился этот «сэр», но сейчас просто не хотелось пререкаться с упрямым парнем.
– Как ваше здоровье? – вежливо поинтересовался Пуласки.
– Не дождешься! – отрезал Райм. – Ты чем сейчас занят? И насколько это важно?
– Прямо сейчас?
– Я, кажется, ясно выразился.
– Мою посуду. Мы с Дженни только что из-за стола. У нас в гостях были мой брат с женой. Ездили с детьми на фермерский рынок. Это полный улет! А вы и детектив Сакс когда-нибудь бывали на…
– Значит, ты дома. И ничем не занят.
– Ну, как… посуду мою.
– Забудь про посуду и мигом сюда! – Райм не имел полицейского чина и, следовательно, формально не был правомочен отдавать приказания кому-либо из сотрудников нью-йоркского управления, даже регулировщикам.
Однако Сакс была в ранге детектива третьего класса, и хотя тоже не могла приказать Пуласки перейти в их распоряжение, у нее имелась возможность официально обратиться к его начальству с соответствующей просьбой.
– Рон, ты нам нужен сегодня. И возможно, завтра.
Рона Пуласки регулярно привлекали к работе под началом Райма, Сакс или Селлитто. Такие временные прикомандирования в помощь известному в профессиональных кругах криминалисту способствовали повышению авторитета молодого полицейского среди товарищей по управлению. Кстати, сам Райм был приятно удивлен, когда он прослышал об этом. У него не вызывало сомнений, что непосредственное начальство Пуласки отпустит его на несколько дней – если, конечно, не позвонит Мэллою или еще кому-нибудь из вышестоящего руководства и таким образом не выяснит, что никакого спецзадания нет и все это сплошная самодеятельность.
Пуласки сообщил Сакс фамилию дежурного офицера в полицейском участке своего округа. Попутно он спросил:
– Да, сэр, а лейтенант Селлитто тоже будет работать по этому делу? Может, позвонить ему, спросить, не надо ли чего?
– Нет! – разом выкрикнули Райм и Сакс.
Последовало короткое молчание, прерванное неуверенным голосом Пуласки:
– Ну, тогда я сейчас прямо к вам. Только… можно, я сначала стаканы протру? Дженни не любит, когда на стенках остаются капли от воды.
Глава пятая
Лучший день недели – воскресенье.
Именно по воскресеньям я чаще всего свободен и могу посвятить их любимому занятию.
Я коллекционирую вещи.
То есть любые вещи, какие только можно вообразить. Если мне что-то приглянулось и помещается в мой рюкзак или багажник машины, я забираю это в свою коллекцию. Кому-то может прийти в голову сравнить меня с древесной крысой, крадущей у людей мелкие предметы, но приносящей что-нибудь взамен. Нет, уж коли я положу глаз на вещь, она будет моя навеки. Из рук не выпущу. Ни за что.
