— Чтобы нанести удар по профсоюзу. Это их единственный мотив — простой и ясный. Пошли сплетни, что я взяточник. Что местное отделение номер четыреста восемь покрывает террористов. Что я натащил иностранцев, которые отбирают рабочие места у наших сограждан… Хоп, и собрание голосует за выход из союза.
Он явно оседлал любимого конька.
— Позвольте объяснить, почему на меня пытаются повесить уголовное дело. Почему кое-кто заинтересован, чтобы Стэнли Манкевиц ушел со сцены. Потому что я не ненавижу иммигрантов. Потому что я на их стороне. По мне, так лучше нанять дюжину мексиканцев, китайцев или каких-нибудь болгар, приехавших в нашу страну — на законных, заметьте, основаниях — и готовых упорно трудиться, чем сотню родившихся здесь ленивых разгильдяев. И вот я попал меж двух огней. Работодатели считают меня врагом, поскольку я глава профсоюза. А рабочие, члены моего профсоюза, — потому что я помогаю тем, кто для них не амэриканец.
Он умышленно исказил это слово.
— Так возник заговор с целью меня скомпрометировать.
Бринн вздохнула. Она уже забыла и о супе, и о коле, в которой изначально не хватало пузырьков, и на вкус она была, должно быть, такой же скверной, как кофе, хотя и не пахла.
— А вы знаете, что это я спас вам жизнь семнадцатого апреля? — спросил Манкевиц, понизив голос.
Вот теперь он полностью завладел ее вниманием. Она нахмурилась. Старалась не выдать эмоций, но у нее не вышло.
— Я послал мистера Джейсонса на защиту моих интересов, — продолжал он. — Я-то знал, что не имею отношения к гибели Эммы Фельдман и ее мужа. Поэтому мне требовалось выяснить, кто убийца. От него тянется прямая нить к людям, пытающимся меня подставить.
— О, ради бога, не надо… — Она окинула его скептическим взглядом. Но при этом щеку пронзила боль, и пришлось придать лицу другое выражение.
Манкевиц оглянулся.
— Джеймс, можно тебя?
Джейсонс подсел к стойке бара, захватив свой дипломат.
— Это я был там, в лесу, неподалеку от скалы, где расположились вы, та молодая женщина и маленькая девочка, — сказал он. — У меня была винтовка «бушмастер». А вы отбивались от мужчин внизу камнями и бревнами.
Изумленная, она прошептала:
— Так это были вы?
Джейсонс не производил впечатление человека, способного даже поднять ружье.
— Это вы стреляли в нас?
— Я целился не в вас, а рядом с вами. Только для того, чтобы прекратить вашу битву. — Он отпил колы. — Перед этим я подъехал к дому у озера. Представился приятелем Стива Фельдмана. Потом последовал в лес за вашим мужем и тем другим помощником шерифа. Я никого не собирался убивать. Наоборот. Мне было приказано посодействовать, чтобы все остались живы. Выяснить, кто эти мужчины. Прекратить вашу схватку я сумел, но не смог догнать и допросить их.
— У нас есть основания полагать, — сказал Манкевиц, — что слухи о моих манипуляциях с нелегальными иммигрантами исходят от одного человека из компании «Великие озера. Контейнерные перевозки». Присутствующему здесь мистеру Джейсонсу удалось добыть некоторые документы…
— Что значит добыть?
— …некоторые документы, свидетельствующие, что у президента этой компании возникли большие финансовые затруднения, и он сейчас пытается любыми способами избавиться от ячеек моего профсоюза на своих предприятиях, чтобы беспрепятственно сокращать людям зарплаты и социальные пакеты. Старший юрист «Великих озер» предоставил нам бумаги, доказывающие причастность президента к распространению слухов.
— Вы сообщили об этом прокуратуре штата?
— К моему большому сожалению, эти документы…
— Были украдены.
— Нет, но, скажем так, по федеральным правилам об уликах они не могут быть предъявлены в суде. Теперь, чтобы окончательно обрисовать ситуацию. Поскольку я никогда не продавал никаких нелегальных разрешений, никто не докажет, что я это делал. Все обвинения рано или поздно с меня снимут. Однако сплетни порой наносят не меньший вред, чем приговор суда. Именно на этом строится расчет президента «Великих озер» и некоторых других профсоюзных лидеров — ударить по моей репутации и уничтожить мое отделение союза. Посему я стремлюсь пресечь слухи, насколько это возможно. И сейчас для меня задача номер один — убедить вас, что я не убивал Эмму Фельдман.
— Еще в полицейской академии нас учили не верить на слово, если подозреваемый твердит о своей невиновности.
Манкевиц резко отодвинул от себя чашку с недопитым кофе.
— Помощник шерифа Маккензи. Мне все известно о том выстреле. Семь лет назад.
Бринн похолодела.
— О выстреле в вашего мужа. — Он посмотрел на Джейсонса.
— Кейта Маршалла, — подсказал тот.
— В официальном рапорте это было признано несчастным случаем при неосторожном обращении с оружием, — продолжал Манкевиц, — но все подозревали, что стреляли в него вы, потому что он снова пытался вас избить. Как и в тот раз, когда сломал вам челюсть. По счастью на нем был бронежилет. Он выжил и дал показания, подтверждавшие версию случайного выстрела.
— Послушайте…
— Но мне-то известна вся правда. В Кейта Маршалла стреляли не вы, а ваш сын, пытавшийся вас защитить.
— Нет, нет… — только и повторяла Бринн, у которой заметно тряслись руки.
Новый кивок в сторону Джейсонса. На стойку бара легла папка — старая, в мягкой обложке. Бринн посмотрела на нее. «Архив Совета по вопросам образования округа Кеноша».
— Что это? — испуганно спросила она.
Манкевиц постучал пальцем по имени в углу папки.
«Доктор Р. Джермейн».
Ей потребовалось всего мгновение, чтобы вспомнить. Этому психиатру поручили наблюдать Джоуи в третьем классе. У мальчика появились тогда проблемы в школе. Он проявлял излишнюю агрессию, отказывался выполнять домашние задания, и его обязали посещать врача несколько раз в неделю. Закончилось все это еще более сильным потрясением для Джоуи, когда доктор скончался от обширного инфаркта в ночь после их очередной беседы.
— Откуда это у вас? — Не дожидаясь ответа, она открыла папку влажными от пота пальцами.
«О, мой бог…»
Они-то считали, что Джоуи, которому тогда было всего пять, либо забыл, либо сумел каким-то образом заблокировать свои воспоминания о том жутком вечере, когда его родители дрались, катаясь по полу в кухне. Мальчик с криком прибежал на шум. Кейт оттолкнул его и замахнулся, чтобы еще раз ударить Бринн кулаком по лицу.
Тогда Джоуи достал пистолет из кобуры на поясе Бринн и выстрелил в своего отца, угодив точно в середину груди.
Им пришлось приложить огромные усилия, чтобы замять дело, а Бринн взяла на себя всю ответственность за неосторожное обращение с пистолетом, на чем ее карьера в правоохранительных органах вполне могла оборваться. Многие считали, что она стреляла в Кейта намеренно — всем был известен его вздорный характер, — но никто и подумать не мог на Джоуи.
