Бринн огляделась вокруг, чтобы сориентироваться, и обнаружила тропинку, вроде бы ведущую дальше наверх. Они снова двинулись в путь.
— Что станет с этой малышкой? — тихо спросила Мишель.
— Если не найдут родственников, попадет в приют.
— Как это печально. Ей нужна нормальная семья.
— У нас в округе эта система неплохо работает. Ей подыщут хороший вариант.
— Хочется, чтобы она попала к людям, которым будет действительно нужна. Я бы так ее любила.
Вероятно, одной из проблем в жизни Мишель и ее мужа являлись именно дети. Скорее всего, это он не хотел их иметь.
— Удочерение вполне реально. Я, правда, не знаю всех формальностей. — Бринн прикоснулась к щеке. Боль была почти непереносимой. Она заметила, что Мишель не сводит глаз с Эми.
— Вижу, ты хотела бы ребенка.
— О, дети — лучшее, что есть на свете. Я обожаю детей. Ты должна готовить их к жизни, всему учить. Они всегда требуют полной отдачи. Но и делают тебя… Я не знаю, более цельной натурой, что ли. Без них нельзя считать себя состоявшейся личностью.
— Ты явно знаешь, о чем говоришь. Из тебя получится хорошая мать.
— Я очень хочу ею стать, — рассмеялась Мишель.
Пусть ненадолго, но мысли о неверном муже и рухнувшем браке отступили, и молодая женщина увидела в своем будущем проблеск надежды.
«А что же я?» — подумала Бринн.
«Иди вперед, — сказала она себе. — Шагай!»
Привязав к дробовику кусок веревки, Льюис перебросил его за спину. Они двигались вверх по склону, стараясь идти как можно быстрее. Харт не сомневался, что женщинам придется выбирать самые легкие тропы, поскольку с ними была теперь маленькая девочка.
Харту приходилось наблюдать, как люди хорошо оплачиваемых профессий вместе с детьми занимались скалолазанием в парках и спортивных центрах поблизости от его жилища. Иногда он размышлял, есть ли среди этих родителей те, кому подобные навыки пригодились бы в работе. Ответ он знал — конечно же, таких нет. Это были бумажные душонки, зарабатывавшие в десять раз больше, чем он, никогда не подвергая свою жизнь ни малейшей опасности. Им вовек не познать боли, которую ощущал сейчас Харт. И все же он ни за какие деньги не поменялся бы с ними местами.
«Они же просто трупы, Бринн. Сидят, бубнят, сердятся на что-то, показанное по ящику, хотя лично к ним оно не имеет ни малейшего отношения. Ходят на службу, возвращаются домой, толкуют между собой о вещах, в которых ничего не понимают или на которые им плевать…»
Мужчины вышли на плоский участок тропы и остановились, внимательно оглядываясь по сторонам. Харт ни на минуту не забывал, что обе женщины пытались их сегодня убить, и нет оснований думать, будто они не повторят своих попыток. Разумеется, их первейшее желание — сбежать. Но у него не шли из головы глаза Бринн сначала перед домом Фельдманов, а потом в микроавтобусе за секунду до того, как она сняла ногу с педали тормоза, рискуя своей жизнью — лишь бы остановить его.
«Вы имеете право хранить молчание. Вы имеете право на помощь адвоката…»
Харт не сдержал улыбки.
В этот момент легкий вскрик прозвучал где-то впереди по ходу их движения. Тонкий, как писк.
— Что за дьявольщина? — встревожился Льюис. — Похоже на страшилку «Ведьма из Блэр».
[28]
Харт рассмеялся в ответ.
— Это девочка. Это наша малютка.
— Тогда она даже лучше твоего джи-пи-эс, Харт.
И они побежали вперед.
— Какой-то зверек? — шепотом спросил Мюнс.
Грэм вскинул голову, вслушиваясь в пронзительный крик, раздававшийся где-то поблизости слева от них, если только его не вводил в заблуждение ветер. Он уже раньше заметил зверя — то ли койота, то ли бродячую собаку или даже волка, — стоявшего на гребне хребта, глядя в их сторону. Это он издавал такие звуки? Грэм разбирался в растениях и многое знал о почвах, иле и минералах. Но животные и их повадки были ему совершенно неведомы.
— Вероятно. Я пока не понял.
Это не был крик женщины. Гораздо больше похоже на голос ребенка. Но такого просто не могло быть.
— А если всего лишь завывание ветра? — предположил Мюнс.
Однако в крике Грэму послышались человеческие эмоции — тревога и безысходность. Скорее страх, чем боль.
Снова наступила тишина.
«Ветер, птица, зверь… Пожалуйста, пусть это будет нечто подобное!»
— Где-то прямо под нами, — сказал Мюнс.
Грэм мрачно смотрел в бесконечную гущу леса, тянувшуюся вниз на их пути. Они прошли всего ярдов пятьсот, медленно огибая непроходимые участки. Спуск оказался труднее, чем им представлялось, поскольку приходилось часто менять направление, натыкаясь то на густые кусты, то на отвесные скалы, сойти к подножию которых было невозможно без альпинистского снаряжения — причем если Мюнс сожалел о его отсутствии, то Грэм был этому только рад.
Они возобновили спуск, по-прежнему используя для опоры стволы деревьев, и потом вышли к месту, означавшему новые сложности — узкому проходу между скал.
— Думаю, надо спускаться здесь, другого пути нет, — сказал Мюнс, указывая на уходивший вниз под углом в сорок пять градусов скалистый желоб шириной не более двух ярдов. Дно покрывали слои сланцевой глины, гравия и обычной грязи, что делало его скользким, как лед. Стоило там оступиться, и это превратилось бы в неуправляемый полет в неизвестность. Видимость составляла ярдов пятнадцать, не больше. Что там дальше, они не представляли.
— Или давай возвращаться и искать обход.
И снова ночь наполнил визгливый звук. Мужчины испуганно посмотрели друг на друга.
Теперь не могло быть сомнений — это голос человека.
— Пошли, — сказал Грэм, которого одолевали два чувства — лихорадочное желание узнать, кто кричит, и страх, что падение в желобе закончится либо на дне пропасти, либо в сплетении стеблей смертельной для него гледичии.
— Где моя мамочка? — снова взвизгнула Эми.
— Пожалуйста, милая, — умоляюще посмотрела на нее Бринн и приложила палец к губам. — Пожалуйста, веди себя тише.
Но переутомленная, эмоционально взвинченная девочка потеряла контроль над собой.
— Нет! — выкрикнула она. Ее лицо покраснело, из глаз и носа текло. — Не-е-ет!
— Те двое мужчин хотят сделать нам плохо, Эми. Нужно вести себя как можно тише.
— Мамочка!
Они находились на относительно ровном участке местности, густо поросшем лесом, где деревья стояли в ярде-полутора друг от друга. Они шли достаточно быстро, когда у Эми внезапно началась истерика.
